Оглавление

Загряжский Михаил Петрович
(1770-1836)

Записки

IV. В отставке

Отставка моя вышла; велено было сдать эскадрон ротмистру Смольяну. Я вывел эскадрон, скомандовал на караул, отсалютовал ему, потом на плечо, вложил саблю и отошел. Кончилась моя военная служба; с тех пор уже сабля из ножон не вынималась. Он стал на мое место, также мне отдал честь, потом спросил солдат, всем ли удовольствованы? — «Всем, как жалованьем, так и амунициею». — Рот[мистр] Смольян: «Так служите ж мне так же». — «Будем стараться! — закричали солдаты, — будьте так добры, як был ротмистр!»

Это расставанье тронуло меня до крайности; с горем пошел на квартеру.

В молодости скука не так долго продолжается. Сошлись офицеры, подали чаю, закурили трубки, пошел разговор. Сначала обо мне: которой жалеет, иной завидует; а потом обратилось в общую материю и старались более говорить о веселом, и так развеселились, как будто никакой нет перемены.

Я приказал людям сбираться и велел приискать охочих людей в Россию: мне нужно было для сгонки табуна в деревню Боровскую. Явилось два поляка: один грамотной, а другой служил у поляка кучером. Объявили желание быть в России, служить мне без всякой платы, пока прибуду в Россию на место. Когда время позволяло, ездил к своему пану с панянкою. Они узнали о моей отставке, принимали меня так же, но всегда с печальным лицом, и разговор наш был уже не так занимателен, то и не мог долго у них засиживаться. Поехал в штаб, получил пашпорт и указ об отставке. Еду к пану проститься с панночкою. Наконец

Стр. 136

говорю, что завтра отправляюсь в Россию. Старик обнял меня как сына, расцеловал и дарит пенковую трубку в знак памяти. Подхожу к ней. Она сымает перчатку, с слезами на глазах, тихим голосом: «Возьмите, ротмистр, и помните меня, а я вас никогда не забуду». — Поцеловал прекрасною ручку, чтоб не показать своей слабости, скорыми шагами пошел вон, и признаюсь, мне очень было грустно оставить это предоброе семейство.

На другой день съехались многие офицеры и провели день в попойке. Некоторые были мне должны, но все отозвались безденежьем и извинялись. Один еще из кадетов вновь произведенный в офицеры, к прежнему долгу выпросил лошадь, которуя я за червонец купил после дела с поляками с седлом и парою пистолетов. Говорил, что он племянник бывшего в Твери виц-губернатора Вульфа, когда увидимся в Твери, отдаст за нее 50 руб[лей]. Но главное, мне его жаль стало, ему подлинно не на чем было выехать. Он служил на казенной, а у меня она лишняя, — и отдал. Распростясь со всеми, пущаюсь в путь. Заезжаю к Турунже, беру табун, которой у него пробыл два года. По счету первый год содержания каждой лошади стало 2 ру[бля] 50 ко[пеек], а на другой — 3 ру[бля]. Пригоняю прямо в Боровскую деревню.

Вы верно подумаете — тотчас занялся хозяйством? Совсем нет. Первое — велел сделать из перчатки кошелек; потом послал к брату Александру] П[етровичу] сказать о приезде. Он был в Москве. Пока он приехал, в скуке провел время. Часто вынимал свой кошелек и всегда в нем находил новое, и удовольствием считал вспоминать милую паняночку. Приезжает брат — разделили дворовых, а за следуемую ему половину он взял с меня деньги. Поехали в Смоленск. Туда был произведен выше сказанной Тверской губернатор [Г.М.Осипов*] в смоленские и псковские генерал-губернаторы. Он представил брата в Доргобуж городничим, а меня к себе в адъютанты. Скоро получили определения. Брат поехал в Доргобуж, а я вступил в должность, но ничего не делал и приказаний никаких не имел, а взял на себя доклад и доклад о подающих просьбы!

Раз выхожу — часовой, поставя ружье к притолоке, сам ходит по сеням. Я закричал, как он мог покинуть ружье? — «Виноват, вперед не буду!» — Слышу нерусский выговор и вижу знакомое лицо. Спрашиваю: «Из каких ты?» — «Я швед Еган, служил у вашего братца Д[митрия] П[етровича]». — Я вспомнил: «Каким манером ты мог попасть в солдаты?» — «Так нанялся». — Потом узнал, что от брата взял его тверской генерал-губернатор

* Карандашом над строкой.

Стр. 137

Н[иколай] П[етрович Архаров]*. Любя рослых людей хорошей фигуры, определил его в лакейскую должность, дал большое жалованье, но он скоро избаловался, запился, согнат с двора. Совсем промотавшись, нанялся за казенного крестьянина.

Другая служба — другая жизнь. Целые дни провождал в праздности. Редко что-либо касалось до меня. Отпросился в отпуск. Поехал к брату в Доргобуж. Он располагает жениться, сказывает, что недалеко живет вдова Храповицкая[i], урожденная Богдановичева, имеет одну дочь малолетнюю, у которой ??? душ, из коих она должна получить четвертую часть и свое порядочное состояние, — «поищу ее руки». Я одобриваю его намерение и пробыв дня два еду в Москву.

Останавливаюсь у сестры, графини К[атерины] П[етровны] [наятовой]**. Она имела свой дом у Покрова в Левшине[ii].Поговоря с нею, побывав у родных, приезжаю домой. Нахожу сестру за работой. Сел. Возле ее лежит французская книжка. Беме. Читаю вслух. Она спрашивает, что я читаю? — Ответ мой: «Сам не понимаю». — С[естра]: «Ну-тка, прочти». — Я читаю, и всякое слово выговариваю. Например, mais выговариваю — маис, dout*** произношу доут... Она хохочет: «Помисес*, ты забыл совсем!» — И точно, по малому моему в пансионе ученью я худо и знал, выйдя ж в службу, книжки в руки не брал, быв в Польше старался выучиться читать: литеры одни с французкими, только каждое слово выговаривается. От этого и во французской книжке чтение мое так произошло.

Живу с месяц без всякой цели. Езжу по знакомым, в театр, собрание, в Аглицкой клуб, гуляю по городу. Однажды иду по Моховой, догоняет Д.С.Маслов. Увидя меня, спрашивает, давно ли в Москве, куда иду. Отвечаю: «В город». — «Садись ко мне; мне туда же. Очень рад, что тебя увидел. Мне есть к тебе предложение. Жена непременно хочет тебя видеть, а имеет что-то нужное сказать. Она нездорова, лежит в постели, поедем к ней». — Я счел за невежество отказаться, а при том и любопытство понудило узнать причину. Соглашаюсь. Он велел повернуть и ехать домой. Еще более меня заставило думать, что за екстра такая, ну никак добраться не мог.

Приезжаем. Он идет в спальню, я остаюсь в гостиной. Кличут. Анна Петр[овна] лежит. Сажает меня возле себя, и начинает говорить: «Тебе не известно, я обязана твоей матушке. По

* Карандашом над строкой.

** Карандашом над строкой.

**Но... сомнение (фр.)

Стр. 138

милости ее я благополучна, счастлива за Д.С. Хочу отплатить тем же. Знаю коротко ваше положение. Я имею племянницу Лутовинову[iii], у ней 200 душ и 30 т[ысяч] ру[блей] денег, да после дяди достанется четыреста душ. Женись, вам будет чем жить». — Благодарю ее за приемлемое участие: «Но она меня не знает, так пондравлюсь ли ей?» — «За это я отвечаю. А хочешь ее видеть — приезжай ужинать, она будет здесь». — «Извольте, приеду».

Пошел домой; велел закладывать карету. Я всегда любил видеть предлагаемых мне невест. Приезжаю в восемь часов, нахожу невесту в черном платье, длинною, сухощавою барышню. Мне очень не пондравилась, но чтоб не показать, я остался ужинать. Вставши из-за стола, подходит его дочь А.Д., спрашивает: «Пондравилась вам моя cousine?» — «Это мне следует узнать от вас. Но, А.Д., я уже не хочу беспокоить матушку, не войду к ней». Простился и уехал, недели две у них не был. Встречаюсь на Тверском бульваре. А.Д. останавливает меня: «Что же ты ничего не скажешь? Женишься или нет?» — «Вы знаете, что я служу и завтра должен ехать». — Она повернулась и ушла, а я рад, что отделался.

Уехал в Смоленск, прожил до поста, и на Страшной возвращаюсь. Дорога чрез Доргобуж, следовательно, на перепутье к брату. В это время был в Доргобуже Д.Д.Шегоров откупщиком, человек лет пятидесяти, женат на второй Богдановичевой. Желая со мной познакомиться, приходит часу в двенадцатом. Он любил выпить и человек был хлебосол, веселой. Спрашивает вотки, несмотря, что середа такой недели, в которую добрые християне мало едят. Выпили по рюмке. Входит уезд[ной] судья. Шегор[ов] подчивает; тот говорит: «Я один не стану». — «Мы уже выпили, так ты должен выпить две». — «Извольте». — Он две, а мы по другой. Является исправник. Шег[оров] подчивает; этот то же говорит, и ответ тот же, только прибавление рюмки. Согласен. Мы выпили по третьей, а он три залпом. С уездным стряпчим и казначеем последовало то же, только последнему досталось выпить пять, и все по стольку. К Шег[орову] приходит человек, докладывает: «Приехал к нему гвардии капитан Апухтин[iv]». Он велит его звать сюда же. Приходит, ознакомился, видит, что уже мы на порядочном своде. Шег[оров] говорит ему наш порядок, и что мы уже выпили по пяти, теперь выпивает шестую, «надо, чтоб ты с нами поравнялся». — Апухтин: «Хорошо». — Присел к столу, выпил две рюмки, закусил, опять две, опять поел и кончил третью пару. Встает. Подали уже все готовленное к обеду и поставили разных вин, но пьем, как в завтрак. Начинаем

Стр. 139

воткой, уже обошлось по двенадцати рюмок. — В соборе начали благовестить к обедне. Дом городнической казенной против церкви, окошки подняты. Шег[оров] на креслах становится на колени, молится: «Господи, начал было я говеть, черт отвлек, но к обедне я его обману, пойду!» — Мы все смеялись, глядя на такое моление седого старика. А[пухтин]: «Полно, выпьем-ка лучше!» — «Давайте!» — Приступили к столу, выпили опять по рюмке вотки, начали заедать, и как попало кто вотку, а кто вино уже сами охотно без подчивань пили до того, что казначея понесли за руки и за ноги, положили на дрожки и повезли домой. Шег[орова] и прочих кроме Апухтина повели под руки, брат лег, а я по обыкновению пошел ходить.

Встречаюсь с большим сыном Шег[орова]: «Ба, для чего же ты с нами не пил? Ведь не маленький, порудчик уже». — Он извиняется. — «Нет, мы все пьяны, а ты нет, пойдем». — Он от меня бежать, я за ним. Он в девичью, выскочил в окно, в конюшню, и я тут. Он говорит: «Посмотрите, прекрасная лошадь, а под верхом не ходит». — «Пустое, — говорю, — вели надеть уздечку и вывесть».

Подходит человек, докладывает: «Л.Г. приказала просить чай кушать». — «Сейчас буду». — Выводят лошадь. Я сажусь без седла, еду прямо в горницу. К счастью, домик низенькой. Из передней прямо в залу. Л.Г. сидит, разливает чай, Апухтин возле ее. Она немножко испугалась, но Апух[тин] ее успокоил. Я прошу чаю; она налила, и Апухтин мне подал чашку. Я выпил и благополучно выехал. Отдал лошадь, пошел домой. На другой день позавтракал, только не так, как накануне, и поехал к сво[е]му месту.

В это время в Варшаве ночью неожиданно поляки напали на наши войска[v]. Командовал тот же Энгелыптром, оплошностью своей допустил собраться польским войскам. Нашим не было никакого предупреждения быть в осторожности. Началась в городу стрельба по улицам и по домам, страшное кровопролитие. Наши, пробиваясь на штыках, вышли со знаменами, не потеряв ни одного генерала, но с потерею штаб и обер-офицеров и значительного числа нижних чинов. Начались военные действия и стали присылать в Смоленск пленных генералов и всякого звания воинских и штатских чинов, даже и помещиков, которые явным образом способствовали к поднятию оружия против нас. По поводу сего учредилась тайная комиссия.

Когда нужно было на словах переговорить с генерал-прокурором А.Н.Самойловым[vi], то Г[ригорий] Михайлович Оси-

Стр. 140

пов*] послал меня. К этому времю приехал в Петербург король шведской Август[vii], думая взять за себя великую княжну А.П.[viii]. Посылает меня и кстати отвесть наливки и сухие конфекты. Выезжаю очень поздно, на другой станции настигла ночь, дождичек, и так сделалось темно, что ямщик поехал шагом. Я любил всегда ездить шибко, то приказал ундер-офицеру понуждать извозчика. Лишь поехали порезвей — телега набок, мы полетели кто куда пал... К счастью, никто не ушибся. Повозку подняли, я сел, кричу на ямщика, чтоб скорей садился. Он отвечает: «Лошади пристяжной не найду». — «По поводу доберись». — «Повод оторван». — «Ну, по пристяжке!» — «Вот она, под телегой!» — Можете представить темноту?! Принужден слезать, выпростали лошадь и принужден ехать шагом.

Велено было заехать к Александру Михайловичу] Каховскому, взять груш. Приезжаю к нему — при мне сняли с дерева. Они величиною с астраханские, называются козлами. Поклали в ящик. Я отобедал и поехал. От него надо было переезжать чрез плотину. Я переехал хорошо, а друго[й] ямщик отправил свой воз со всеми ящиками под плотину. Думал, ящики поломались, и все перебьется. Когда выехали, [оказались] ящики целы. Привожу в Петербург, отдаю камердинеру Государынену Зах[ару] Конс[тантиновичу] Зотову[ix]. Он сам всё развертывал, и только одна бутылка с наливкой вылилась: знак, что худо была закупорена. В прочем все цело.

На другой день для короля у Самойлова был бал, которой ему тогда стоил 30 т[ысяч] рублей; один стол был накрыт на двадцать четыре прибора, весь золотой, доставшийся ему по наследству после светл[ейшего] князя Потемкина. Перед государыней стояла ваза золотая, в которую воткнута была в ружейный ствол толщины шпанская вишня вышиной четверти три, с довольным количеством вишен, заплочена 300 ру[блей]. Также во дворце были даваны балы и фейерверк.

Возвратясь в Смоленск, вся зима прошла по-тогдашнему обыкновению. До двух часов занимались делами, а после обеда балы, вечеринки, и в хорошую погоду катаньи. Не видали, как зима прошла.

Брат женился, свадьбу отпраздновали с родными — приезжали нарочно из Москвы. Потом Претории] Михайлович] поехал в ельненскую** [?] свою деревню, в село Гнездилово, со всем домом. Приезжали многие помещики, катались, ездили с соба-

*Над строкой карандашом.

**В рукописи: элинскою.

Стр. 141

ками. Жил у нас Д.С.Скабеев, большой охотник стрелять дичи много. Я с ним часто ходил стрелять. Раз случилось: моя собака остановилась над бекасом. Я хотел стрелять, но бекас полетел прямо на него. Закричал ему: «Тиро!» — он убил. Я хотел спустить курок с второго звода, но по неосторожности не удержал, на первом ружье выстрелило и чуть не попал в него. Оба мы испугались: я полагал, что заряд в нем, а он — оттого, что близко пролетел, но кончилось ничем. В августе отправились опять в Смоленск.

В ноябре получили известие о кончине Императрицы[x]. На другой день имели присягу, а на третий Г[ригорий] Михайлович Осипов*] послал меня в Петербург переговорить с А.Н.Самойловым и узнать о ходе дел при перемене правительства.

Получа подорожную, прискакиваю на Михельсконскую станцию за У святом. Запрягают мне лошадей. Прискакивает фельдъегерь, кричит: «Лошадей!» — Станционный смотритель отвечает: «Нету. Г-н майор взял последних». — Ф[ельдъегерь]: «Может подождать г-н майор!» — и с сим словом выходит, и я за ним. Он подходит к моим лошадям, кричит ундер-офицеру: «Вынь чемодан, это лошади мне!» — и берет под узды. Я бегу с крыльца, отталкиваю его от лошадей: «Как вы можете брать моих лошадей?!» — Ф[ельдъегерь]: «Я по именному Его Имп[ераторского] Вел[ичества] повелению послан!» — «А я к Его Величеству послан! Может быть, мои депеши нужней ваших. Я также не по своей воле еду!» — Ф[ельдъегерь]: «Хорошо, я отнесусь своему начальству», — оставил свои требования.

Приезжаю в Порхов. Тут городничий Ефимьев также поставлен Григорием] Михайловичем Осиновым]. Он ни под каким видом не велел брать с собой ундер-офицера, [говоря], что из этого может выйти беда. Я поехал один.

Приезжаю в Петербург. Поговоря с ним[xi], иду на другую половину. В ней жил П.А.Ермо[лов][xii], правил канцелярией, а мне родня. Между протчих разговоров сказываю ему о происшествии с ф[ельдъегерем]. Он, выслушав, говорит: «Не поезжай подальше без прогонов». — Так настращал меня, что я дни три не был покоен, но видно ф[ельдъегерь] не доносил, так и кончилось[xiii].

Дни через четыре А.Н.[Самойлов] дает мне письмо и говорит: «Скажи, чтоб ни под каким видом не просился в отставку[xiv]: государь не жалует».

По приезде в Смоленск получаем бумаги. То напишут генерал-лейтенанту, то опять генерал-губернатору, а наконец пишут,

* Над строкой карандашом.

Стр. 142

что делается витепским, полоцким и псковским* [?] генерал-губернатором. Стали сбираться. Г[ригорий] Михайлович Осипов] велел своему дворецкому поставить карету на полозки. Он не имел понятия в сем деле, простые дровни оковал и поставил. Когда доложили, что готова, Г[ригорий] Михайлович] приказал проехать мимо окон. Смотрит и говорит: «Хорошо», — а я говорю: «Нет, карета будет падать». — Ему досадно, что я противоречу, отвечает: «Разве оттого, что не по вашему приказу отделана».

В конце генваря отправились в Полоцк. Не доехав до Поречья, карета три раза упала, и так напугала его меньшую дочь, что она занемогла. Принуждены были в Поречьи остановиться. Я ему говорю: «Прикажите переделать карету, а то мы не доедем». — Ответ был: «Вели, пожалуйста». — Послал тотчас искать дровень. К счастью, нашли у дворника, давно оставленные одним проезжим, которого застала весна в Поречьи, мало поезжены и совсем почти без переделки поставили; и до Петербурга карета не падала. Приезжаем в Полоцк. В ночь прискакал фельдъегерь с повелением: Г[ригорию] Михайловичу] в сенаторы, а нам кто куда пожелает: в армию, в герольдию[xv] или в отставку. Оставя М.А. с детьми, Г[ригорий] Михайлович], взяв меня с собой, поехали в Петербург]. По приезде остановились у А.Н.Самойлова, в самой той половине, в которой жил Ермолов. Он был уже отставлен и уехал в Орловскую свою деревню. Г[ригорий] Михайлович] по представлении Государю, явился к должности, а я подал просьбу о причислении к герольдии. Получил пашпорт. Приехала М.А., представилась Государю с большой дочерью... И так прожил до Великого поста. Нашел тройку и поехал в Тверь к брату, в Москву и в деревню.

В марте была коронация и бо[ль]шие праздники, приезжал и брат Александр] со всем домом. Я поволочился за его падчерицей А.С.Храповицкой, и нередко доводил ее до крайнего желания увенчать нашу любовь, но как я всегда на это был жалостлив, то и не довел ее до нарушения девичьей драгоценности. По окончании коронации они поехали в деревню. Я их провожал до Можайска. Падчерица с мамзелью в карете, брат с невесткой в кибитке, на своих. Как обыкновенно встают до света, то я заберусь в карету и шалберю с ней: сажаю на колени и рукам даю волю, она целует. И так, проводя их до сказанного места, простясь, поехал в Боровскую свою деревню.

В ней, кроме одной избы, ничего не было. Лес зимой загото-

* В рукописи: скапсим.

Стр. 143

вили, начали строиться. Как ни охотник я, но одному все скучно. Отправился в Москву.

Тут сестра граф[иня Зотова*] советует мне жениться и требует, чтоб я ехал посмотреть К.Ф.Тютчеву[xvi], за которой дают 500 душ и 50 т[ысяч] ру[блей] деньгами. Я знал ее сестрицу Вар[вару] Фад[деевну][xvii] (за Д.Д.Давыдовым) с таким же приданым, но тот жизни не рад был и развелся формальным образом, получа четвертую часть [приданого] по првелению Государя, доказав точно ее безумство. Выполняя просьбу сестры, поехал, но не помню куда, к кому и как приехал, только впечатлелось, что вхожу в гостиную, нахожу хозяина с хозяйкой, просят садиться и говорим постороннюю материю. Входит К[атерина] Ф[аддеевна] **, потупя голову, поклонилась, стала и смотрит исподлобья, так сурово, что я, немного поговоря, поехал.

Сестра встречает и тотчас спрашивает: «Видел ли?» — «Видел, но она пуще своей сестрицы. Хотя б за нею было вдвое — ни за что не женюсь». — Сестра попеняла мне, представляя мое положение, но видя мое нежелание, так оставила, а я, разъезжая по гостям, уже и забыл.

Чрез несколько дней вижу во сне, будто я иду мимо дома Тютчевой; она стоит в окне и зовет меня, чтоб зашел. Принимает меня в зале, сре_ди которой поставлен образ богоматери, которая пишется стоящею на месяце, и будто за мною входит шесть человек, вооруженных по-черкесски с кинжалами и шашками. Она говорит, что женитесь на мне. «Я решилась вас заставить или предать вечности. Эти люди исполнят мое желание». — С сим словом трое выхватили кинжалы, а трое вынули шашки. Вижу неизбежную смерть. Она кричит: «Присягайте, что женитесь!» — Я будто подхожу к образу и говорю: «Мать пресвятая Богородица, избавь меня от сей безумной», — и целую образ. Она подошла ко мне, поцеловала и говорит: «Завтре не кончим». Проснувшись, сказываю сестре мой сон. Она велит мне, где увижу такой образ, чтоб отслужил молебен, но я нигде не видал. После сего сестра еще приискала мне невесту, княжну Оболенскою, за которою 300 душ и 60 т[ысяч] ру[блей] приданого. Также настояла, чтоб я ее поглядел. Исполняя ее желание, поехал. Нахожу сухощавою, белою, томною; приезжаю и говорю сестре: «Что же ты, хочешь видеть меня вдовцом?» — Сес[тра]: «Видишь, на урода все неугода».

В это время брат выдает падчерицу за Киндякова[xviii]. Еду в

* Над строкой карандашом.

** В рукописи: В.Ф.

Стр. 144

Доргобуж; окончивши, приезжаю опять в Москву. Нахожу брата Ник[олая] А.Ермолова[xix], которой просит, чтоб я ехал в Петербург выхлопотать ему в Сенате следующую землю. Я поехал и помощию Г[ригория] Михайловича Осипова] выходил в Воронежской губернии 2800 десятин. Теперь у них поселено 300 душ, и доходная сделалась деревня.

Оцифровка и вычитка -  Константин Дегтярев, 2005

Текст приводится по изданию: 
Лица. Биографический альманах. Вып. 2 
Редактор-составитель А.А. Ильин-Томич. Феникс: Atheneum, М., Спб.: 1993
© «Феникс», 1993
© В.М. Бокова, 1993, комментарии