Стр. 66

Несомненно, что благосклонность царицы, облегчая мне возможность часто видать ее в манеже, была бы для меня дороже, когда бы мне удалось воспользоваться ею для службы короля; но не могу не пожалеть о препятствии, которое мне мешает также и в сношениях с герцогом, это — язык и невозможность объясняться с ними без помощи третьяго.

Поверите ли вы, милостивейший государь, что стеснение здесь развито до такой степени, и иностранные министры, мои предшественники, так поддались ему, что никто из них не бывал у великих княжен? Bоспользовавшись предлогом, котораго именно искал, что оне были нездоровы, я решился отправиться к

Стр. 67

ним с визитом, и эта попытка для всех показалась новостью, обратившею на себя внимание, так что великия княжны Елизавета и Анна отдалили мое посещение, чтобы иметь время узнать мысли на этот счет царицы. Когда же оне меня принимали, то г. Mиних, брат фельдмаршала, находился у той и другой, чтобы быть свидетелем всему происходившему. Это вовсе не помешало мне выразить громко великим княжнам, также как и герцогине курляндской, надежду, что оне дозволят мне от времени до времени являться к ним свидетльствовать мое почтение; и я тем менее пропущу это, что заведенный до сих пор обычай есть последствие рабства—подчиняться же ему было бы с моей стороны столько же неуместно, сколько важно изгнать такой предразсудок бережно и осторожно. Mне удалось также при прощании тихо и кратко выразить великой княжне Елизавете, что если я не мог прежде вынолнить пред ней своего долга, то это произошло единственно от желания исполнить это как можно проще и естественнее. Она меня поняла, и как на ней преимущественно тяготеют стеснения, то она выказывалась потом тронутою моим вниманием.

Г. Bолынский, третий кабинет-министр, накануне своего падения. Об этом человеке, когда дело коснется обвинений в дурных поступках, отзывы всех единогласны. Так как двор знал о них прежде вступлеюя его в должность и оставил все без внимания, чтобы воспользоваться изведанною опытностью Bолынскаго в делах внутренняго управления, то враги его мало могли вредить ему; двору было известно вперед обо всем, в чем могли они его обвинить. Он не сумел пользоваться таким исключительным положением и, вступив в открытую борьбу с единственным своим защитником и благодетелем герцогом курляндеким, искал случая вредить ему. Жалобы

Стр. 68

польской республики, тем более основательныя, что подлинные документы, которыми был снабжен присланный сюда гр. Огинский, генерал-адъютант короннаго маршала (du grаnd mаrесhаl dе lа соurоnnе), достаточно доказывают, что русския войска не щадили предметов, даже священных*). Жалобы польской республики выставили в настоящем свете намерения Bолынскаго. Другие министры были того мнения, что царица, согласившись на вознаграждение убытков, выполнит то, что объявила и обещала. Bолынский же был противнаго мнения и в отзыве своем, поданном письменно, выразил, что неуместныя издержки, которыя были сделаны царицею в польскую войну, и незначительность выгод, от того полученных, освобождают ее от новых расходов, и что только руководимые личными выгодами могут думать иначе. Его спросили, что он под этим разумеетъ? Bолынский не колебался ответить, что уважения, которыми герцог руководится для большаго поддержания и утверждения владычества над своими владениями, не могут не обязывать его убеждать царицу к уступкам, которыя поставит себе одному в заслугу. Герцог курляндский, не удерживаясь даже уважением, должным царице, разгорячился по этому случаю ужасно и успел при том высказать государыне, что так как в самых про-стых поступках его хотят видеть преступления жертвовать выгодами России для своих личных видов, то ему необходимо удалиться, или покрайней мере невозможно служить ея величеству с людьми, которые

*) Граф Огинский приехал в Петербург в январе 1740 г., а выехал обратно в Bаршаву в начале мая. Mанштейя говорит по этому поводу: «требования, которыя предъявляли поляки, были чрезмерны. Императрица назначила коммиссаров, которые на месте оценяли убытки и нашли их ничтожными, но жалобы на то можно было прекратить только тогда, когда уплатили несколько сот тысяч рублей (Mеmоirеs sur lа Russiе, II, 79.).»

Стр 69

сочиняют подобныя гадости. Легко было предвидеть, какое действие произведут такия речи. Bолынскому запретили являться ко двору; теперь производят осмотр его кабинета: неизвестность может быть только касательно большаго или меньшаго количества совершенных им преступлений, которыя будут объявлены для определения, согласно тому, меры наказания.

Чтобы быть в состоянии заменить его тотчас же, г. Бестужев, русский министр при датском дворе, который пользуется не лучшею репутациею, чем тот, котораго место, как уверяют, он займет, сделан действительным тайным советником, отозван и замещен камергером Корфом, а последний точно отъезжает на будущей неделе*). Он курлянец и, вмеете с Кейзерлингом и Бракелем, один из трех, которые употребляются русским двором по поручениям при. иностранных дворах. Этот выбор тем более удивил всех, что барон Корф только один, к которому царица, не смотря на оказанныя им важныя услуги при восшествии на престол, выказывала заметное отвращение.

Mежду тем производят изследование о том, что Bолынский поручал княгине Щербатовой, снохе того, воторый в Англии заступил место кн. Кантемира, и принимаемой при дворе за шутиху, представить царице, что хотели подтверждением раздачи земель, согласно указу Петра Bеликаго, связать у нея руки против ея воли, и что это служит доказательством, что

*) B обвинениях против Бирона, когда его судили, находилось: «бывшаго кабинетнаго министра Бестужева до 30 т. рублей наградил и, надеясь на его к себе верность, своим фаворитом имел, и когда он был еще в чужих краях, онаго в свои дела употреблял, за что ему и от себя, сверх вышеписаннаго, на 20 т. руб. ассигнацию дал, из которых несколько и получил... Также: «мы Бестужева всегда фаворитом имели и в кабинет министров ввели с великим презрением и поношением прежних министров (Дело о Бироне, M. 1862 г., стр. 48).»

Стр. 70

она не замечает, как из нея делают что хотят, и что она издавала после своего воцарения указы, вопреки своим намерениям. Герцог курляндский, на котораго падало это обвинение и которому царица говорила о том с некоторым волнением, ловко вывернулся из приготовленной ему западни: он защищался, что ему нет никакого дела до того, в чем он никогда не принимал участия; что же касается до противоречий в царских указах, то это дело управляющих канцеляриями знать о сделанном прежде, чтобы предупреждать при издании новаго постановления. Этим самым попытки княгини Щербатовой остались безплодными, а чтобы оне не остались безнаказанными, ей запрещен приезд ко двору; но предварительно старательно отобрали у нея показание, что она действовала по наущению Bолынскаго. По словам генерал-адъю-танта (польскаго), который уезжает отсюда после завтра, если русский двор не удовлетворит вполне убытков, причиненных русскими войсками в Польше, то при волнении там умов надобно ожидать такого бурнаго сейма, какого давно не бывало. Король Август, столько же заинтересованный в предупреждении этого, как и герцог курляндский, негодование против котораго может навлечь неприятныя для него меры, не имеет других средств предотвратить бурю, кроме побуждения царицы выполнить свои обещания и согласиться на то, чтобы польския войска были регулярными и дисциплинованяыми таким образом, чтобы на будущее время могли ограждать республику от подчиненности ея русским.

Я не воспользовался, как предполаrал, тем, что мне указывали г.г. де-Bим (dе Vismе) и де-ла-Bилль (dе lа Villе)*). Помешал мне в этом разговор,

*) Де-Bим был секретарем французскаго посольства в Лондоне, исправлявшим должность повереннаго в делах по случаю смерти французскаго посланника до мая 1740 г.; де-ла-Bиль был, за отсутствием посланника, поверенным французским в Голландии.

Стр. 71

в котором недавно гр. Остерман передал и напомнил маркизу Ботта то, что он мне говорил о предполагаемом трактате между Россиею иАнглиею. Итак, по той же самой причине, как маркиз Ботта, полагаю щий, что гр. Остерман захотел бы совершенно потерять мою к нему доверенность, когда бы стал противоречить тому, что сам же высказал, не будучи никем к тому побуждаем, я думал, что возвращаться снова к этому предмету было бы неуместною с моей стороны недоверчивостью к Остерману.

Новости так ничтожны, что не стоило бы сообщать о них, если бы я не был обязан извещать вас о мельчайших обстоятельствах. Последняя новость — это прибытие генерала Румянцева. Приготовляют ему инструкцию, и г. Каньони уже 8 дней как отправился вперед в Константинополь 13). Генерал барон Левендаль также выехал, чтобы вступить в управление эстляндской губерниею (gоuvеrnеmеnt d'Еstоniе) и жить постоянно в Ревеле. Генерал Бисмарк, котораго присутствие в Риге могло быть необходимо, когда там находился фельдмаршал Ласси, получил дозволение явиться к царице. Думали, что это путешествие в особенности вызвано желанием герцога курляндскаго, чтобы этот генерал сопровождал его сына в путешествии, но едва ли это так устроится, потому что Бисмарк, пробыв здесь только две недели, возвратился в Ригу.

Для избежания всех повторений, я отдаю в прилагаемом при сем письме отчет прямо его величеству и посылаю другое для его эминенции о том, что сделано с моей стороны касательно принца брауншвейгскаго

Стр. 72

и наследнаго принца гессен-гомбургскаго, также и за-медления до настоящаго времени в отдаче визита принцем Карлом курляндским. Bы увидите, милостивейший государь, из этого письма, что число лиц, неисполнивших в отношении ко мне внешних знаков приличий, требуемых моим званием, очень ограниченно. Лучшее в этом деле — не думать о них, даже забыть, что они существуют, и дать им заметить это, не пригласив их с женами на обед к себе; а между тем всех же прочих я постараюсь просить со всеми вежливостями, какия только можно придумать.

Я старательно и тщательно собираю материалы для доставления вам верной картины этой страны. Работа очень трудная; опасения и рабство лишают всякой помощи.

Примечание.

13) Каньони, сначала ассессор, а потом советник (с 1739 г.) коммерц коллегии, был доверенным агентом русскаго правительства при заключении белградскаго мира с турками. Из Нistоirе dеs nеgоtiаtiоns роur lа раiх соnсluе а Bеlgrаd, раr Lаu-giеr, р.р. 25, 74, 93 — 86, видно, что ему были даны от Остермана большия полномочия: он предлагал подарки французским дипломатам, бывшим посредниками при переговорах о мире в Белграде, и, наконец, вследствие внушений французскаго посланника, что австрийский полномочный гр. Нейперг готов заключить мирный трактат с Турциею, решился от имени России подписать предварительныя статьи о мире с этою державою. Остермана, когда судили при Елизавете, 4 января 1741 года, допрашивали также: «для чего и с какого умыслу ты к мирной с тур-

Стр. 73

вами негоциации никого из российских национальных не употребил, но чужестранца Каньония послал, который пред тем ни в каких важных делах не был употреблен и российских интересов знать не мог? А чрез такое пренебрежение онаго Каньония много в исполнении мирнаго трактата затрудние и посылками от обеих сторон торжественных посольств великий российскому государству причинил убыток. Онаго же Каньония за что знатною денежною суммою наградилъ?» Остерман отвечал: «Каньония для того к тому употреблен, что я его к тому признал за весьма способным. Что же я к тому делу никого из российских национальных не употребил, в том признаюсь виновным и прошу прощения. Оному же Каньонию награждение дано за его в том деле труд, а торжественное посольство учреждено для славы российской империи, о чем и послам на конгрессе стараться было велено.»

© Вычитка и оформление – Константин Дегтярев (guy_caesar@mail.ru), 2005
Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы.
© П. Пекарский, примечания и дополнения, 1868
© Оцифровка — Владимир Шульзингер, 2004
Текст приводится по изданию:П. Пекарский. «Маркиз де-ла Шетарди в России 1740-1742 годов. Перевод рукописных депеш французскаго посольства в Петербурге». С.-Петербург. Отпечатано в типографии Юсафата Огризко в 1868 г.