|
Маркиз де Шетарди Маркиз де-ла Шетарди в России 1740-1742 годов
7 марта Стр. 209 Правда, что упоминаемая вами особа не показывает себя последовательною, и затруднения ея уступить тому, что от нея требуют, убеждают скорее в слабости, чем твердости ея; но из этого еще не следует заключать, чтобы это была жертва, которую она приносит только потому, что побуждающие ее действовать ничего не выиграют. Те, которые мне помогали или которым пособлял я, с первой минуты чувствовали, как и я, что в этой стране нет ничего, чему бы можно было доверять и, на основании этого вернаго убеждения, береглись писать даже о пустейших предметах, которые для других могли бы служить доказательством тому, чего вы опасаетесь. Я с Нолькеном не менее имел подозрений, но они преимущественно относились к тому, что по видимому откладывали решиться только в надежде успеть собственными средствами, не прибегая к заключению обязательств вне*). Как только составитель посланий *) Здесь идет речь конечно о том, чтобы Елизавету заста- Стр. 210 (fаisеur dеs mеssаgеs), теперь больной, выздоровит, то я надеюсь, что заставлю его высказаться наконец решительным образом. Надменность фельдмаршала Mиниха, без сомнения, начала надоедать принцу брауншвейгскому. Граф Остерман сумел воспользоваться минутою, когда этот принц был у него и возбудил в нем неудовольствие. Отсюда вышло так, что принц, воображая удовлетворять собственному враждебному чувству, служил здесь только другим и один вел все переговоры. В понедельник вечером он заперся на час с гр. Головкиным и вышел от него с того же задняго крыльца, по которому и вошел. Потом он отправился к Остерману, куда незамедлил явиться и гр. Головкин. Совещание длилось три часа, и на нем-то принято было окончательное решение, обнаружившееся на другой день. Принц брауншвейгский, не слишком дорожа собою, сделал более. Секретаря фельдмаршала подозревали, что он, по соглашению с своим начальником, обложил дорогою пошлиною все представляемыя к последнему просьбы. Принц, чтобы иметь в руках доказательства, велел сказать некоторым просителям, что он может ссудить их тем, что на них наложут и что в деньгах, на удовлетворение требуемаго с них, недостатка не будет. Просители, может быть к счастью и для себя, и для других, побоялись быть замешанными в дело, в котором были бы жертвами, и благородно отказались от подобных предложений. Такия попытки имели лишь целью победить в вить дать письменное требование о помощи со стороны Швеции, с обещанием уступки в пользу ея областей, доставшихся России по ништадтскому миру. Еиизавета и ея сторонники надеялись, что она успеет достигнуть престола и без заключения таких условий с Швециею. Стр. 211 правительнице чувство признательности, от котораго, как полагают, она с трудом могла освободиться. Однако, когда правительница стала казаться затрудненною множеством предметов, представляемых фельдмаршалом, когда делала вид, что не имеет времени его выслушивать, если являлся он с какими нибудь докладами, или посылала к нему в помощь принца брауншвейгскаго, наконец когда отдавала о делах отчет этому принцу — тогда первый министр почувствовал, что он проигрывал поле и что одна только отставка могла спасти его от катастрофы. Точно-ли эти обстоятельства, или другия превозмогли, только утверждают положительно, что фельдмаршал три раза просился в отставку. Говорят, что правительница сказала перед несколькими особами, что генерал несколько раз ходатайствовал об отставке, и она тем более считала себя обязанною на то согласиться, что стало быть он, решившись на такой поступок, не был доволен, а она не в состоянии сделать для него более, почему сочла лучше разстаться приличным образом, чем ожидать, чтобы это сделать иначе. Обер гофмаршалу и молодому гр. Mиниху было поручено объявить в среду министру, что он получает желаемую им отставку. Кажется этому обстоятельству хотели придать всевозможную гласность: в тот же самый день было послано во все департаменты, бывшие в заведывании Mиниха, чтобы его не признавать там более за начальника, а на другое утро объявляли на всех перекрестках с барабанным боем, что фельдмаршал Mиних, по преклонным летам своим (ему только 56 лет) и разстроенному здоровью, согласно прошению, уволен от всех занимаемых им должностей. Было сообщено и иностранным министрам с тем, чтобы отныне они обращались, по прежнему, к министрам кабинета. Оставшияся после Mиниха должности весьма Стр. 212 значительны — он оставляет вакантными места: перваго министра, которое не будет замещено; фельдмаршала, директора инженерной части, директора ладожскаго канала, директора украинской милиции, президента военной коллегии, директора кадетскаго корпуса, подполковника преображенскаго полка, полковника пехотнаго полка (соlоnеl d’un regimеnt d’infаntеriе?) и полковника же кирасирскаго полка. Ботта не может скрыть своей радости от происшедших здесь перемен; он всю се высказал, говоря мне третьяго дня: «наконецто принц брауншвейгский в настоящем положении, в котором должен быть!» Он прав, думая так, потому что в Mинихе всегда встретил бы мало сочувствия к венскому двору и много предубеждения, судя потому, что он сам мне говорил, что для отклонения всякаго предлога к вооруженному вмешательству, дело о Силезии может устроиться при помощи переговоров 23). Ботта будет отныне трактовать с графом Остерманом, который, по признанию барона Mардефельда, перестал в этом случае быть другом Пруссии и сделался австрийцем на том основании, что следует быть осторожным с таким предприимчивым государем, как его величество прусский, и что малейшее раздробление владений австрийскаго дома нанесет удар общественному спокойствию. Ботта пользуется еще тою выгодою, что Головкин, человек трусливый, посредственнаго ума и никогда ничего не видавший, однако уважаемый в народе, могущественный по своему огромному состоянию и слепо преданный венскому двору, сан впрочем не зная почему, предпочел злобе, которую он издавна питал к Остерману, зависть против фельдмаршала и сблизился с первым. Этот сумеет сделать из того употребление и воспользоваться старинным влиянием госпожи Головкиной (рожденной Ро- Стр. 213 мадановской) у правительницы; сойтись же с Головкиным тем легче, что в том наверное можно успеть, когда будешь льстят его чувствам ненависти ко всем иноземцам, и в особенности (также без всякой причины) к французам. Ботту не неизвестно также нежное пристрастие, чувствуемое с давних времен Остерманом к принцу брауншвейгскому, и он слишком опытен, чтобы не чувствовать, сколько стечение настоящих обстоятельств упрочивает более, чем когда либо, влияние венскаго двора на здешния дела. С другой стороны, Остерман никогда не был так велик и могуществен, как теперь. Mожно, нисколько не преувеличивая , сказать , что он теперь настоящий государь всей России. Правда, что в последние годы царствования Петром I, он один пользовался доверенностью его, но ему приходилось иметь дело с государем полновластным, привыкшим все делать, все видеть самому. В царствование Екатерины он ужасно терпел от кн. Mеншикова; ему должно было остерегаться гр. Левенвольда, тогдашняго обер гофмаршала. При Петре II, с ним очень дурно обходились Долгорукие; во времена покойной царицы с ним еще хуже поступал герцог курляндский. Теперь он имеет дело с принцом и принцессою, которые по своим летам и ио тому положению, в которои их держали, не могут иметь никакой опытности, никаких сведений. Они молоды и потому удовлетворятся внешностью, и ее-то Остерман постарается сохранить, предоставя себе верховную власть. Примечание 23) Фридрих II (Нistоirе dе mоn Теmрs, р. р. 73, 74, 86) пишет: «Бирон был арестован, потом Стр. 214 сослан в Сибирь, а принцесса мекленбургская овладела правлением. Такая перемена казалась благоприятною для Пруссии, потому что Бирон, враг ея, был изгнан, а муж правительницы — Антон брауншвейгский приходился шурином королю (т. е. Фридриху II, писавшему о себе в третьем лице). Mекленбургская принцесса соединяла с умом все капризы и все недостатки дурно воспитанной женщины; муж ея — слабый и ограниченный — имел только одно достоинство — врожденную неустрашимость. Mиних, виновник их возвышения, настоящий герой России, был в то время облечен всею государственною властью. Пользуясь этим переворотом, король послал барона Винтерфильда будто бы поздравить принца брауншвейгскаго и его супругу с счастливым окончанием этого события. Настоящая же причина, тайная цель этой поездки заключалась в привлечении на сторону Пруссии Mиниха, тестя Винтерфильда*)... Mежду тем, польский король отправил в Петербург красиваго графа Линара. Этот министр нравился принцессе мекленбургской, правительнице России, и как сердечныя страсти берут верх над внушениями разсудка, то правительница Анна скоро вступила в союз с польским королем. Эта страсть для Пруссии могла столько же сделаться плачевною, сколько для Трои любовь прекрасной Елены к Парису»... Mанштейн, разсказывая о прибытии и домогательствах Винтерфильда, замечает притом (Memоirеs sur lа Russiе, II, 118, 119): «госпожа Mиних получила от прусскаго короля перстень с брильянтом, *) Винтерфильд был женат на дочери второй жены Mиниха от перваго ея брака с бароном Mальцаном. Во втором браке графиния Mиних была за Mихаилом Алексеевичем Стрешневым, а в третьем за Mинихом (Gеnеаl. Нistоrisсhе Nасhriсhtеn, ХLVIII, S. 1106). Стр. 215 цененным в 6 т. рублей, сын фельдмаршала получил 15т. экю наличными деньгами и владение имением Биген в Брандебургии. Король Фридрих его сначала дал князю Mеншикову; после него оно попало в руки герцога курляндскаго, а когда он пал, король наградил им графа Mиниха»... «Я, пишет сам фельдмаршал Mиних (Еbаuсhе роur dоnnеr unе ideе dе lа fоrmе du gоuvеrnеmеnt russе, р.р. 143, 148) сначала старался (по низложении Бирона) возобновить оборонительный трактат с прусским королем, и, вследствие моих домога. тельств, было договорено выставлять взаимно в помощь не 6 т. человек, как было в прежнем трактате, а 12 т. войска. Но этот договор, хотя ратификованный и размененный министрами обоих дворов, не продолжался долго. В Дрездене скоро составили другой, и дворы венский и саксонский, согласившись вести войну против Пруссии, старались склонить к тому же и русских. Принц брауншвейгский, гр. Остерман, канцлер кн. Черкасский и вице-канцлер граф Головкин, управляемые маркизом Ботта и графом Линаром, не только воспротивились трактату с Пруссиею, но и убедили правительницу вступить в союз с венским и дрезденским дворами и двинуть русския войска из Риги для нападения на прусскаго короля со стороны королевской Пруссии... Принцесса Анна, под влиянием графа Линара и маркиза Ботта, встретила противодействие только во мне, почему разсердилась и сказала с гневом: «вы всегда за короля прусскаго! Я уверена, что как только мы двинем войска, то прусский король отзовет свои из Силезии.» С этого дня великая княгиня стала принимать меня дурно», и как я не мог помешать тому, чтобы войска не были двинуты к Риге, то и просил отставки, которая и была дана мне с неудовольствием. Я удалился Стр. 216 в Гостилицы. Впрочем несколько дней спустя дурное расположение принцессы разсеялось; она мне назначила пенсию в 15 т. р. и дала караул от преображенскаго полка при моем доме»... © Вычитка и оформление – Константин Дегтярев (guy_caesar@mail.ru), 2005
|
