Маркиз де Шетарди Маркиз де-ла Шетарди в России 1740-1742 годов
Письмо Шетарди из Петербурга, 14 июня 1740 года, получено 4 июля. Стр. 87 Главная заслуга, оказанная царице г. Корфом, состоит в том, что он при восшествии на престол этой государыни отправился в Mоскву для переговоров об удержании за ней самодержавия и умел так хорошо привлечь на свою сторону покойнаго графа ... что, как доказали потом события, проект князей Долгоруких о введении в России формы правления, Стр. 88 похожей на существующую ныне в Швеции, не осуществился. Тем не менее царица не расположена к Корфу, и причина этому происходит от того, что он, разсчитывая может быть уже слишком на свои услуги и свое красивое лицо, считал возможною надежду на милости государыни в минуту, когда у ней было слишком мало развлечений (il а сru роuvоir рrеtеndrе а sеs bоnnеs grасеs dаns un mоmеnt оu il у аvаit trор dе vidе dаns lеs аmusеmеnts dе сеttе рrinсеssе) вследствие старания ея сохранить при себе и графа Левенвольда, обер-егермейстера и посланника русскаго двора в Польше, и герцога курляндскаго. Она узнала перваго вскоре после тото, как овдовела. Бирон же стал пользоваться значением много лет после того, и эта новая благосклонность не мешала первой — государыня сохранила ее до смерти Левенвольда. Два соперника, оба принимаемые одинаково, не могут никоrда ужиться вместе, царица это испытала много раз; но из нежности ли, из политики ли, только она всегда их примиряла, давая им чувствовать, что того требовал общий интерес всех трех и что, действуя иначе, они неминуемо лишатся ее и сами пропадут. Казалось бы, что виды Корфа должны были возбудить неудовольствие герцога курляндскаго, когда он один овладел милостями царицы, однако этот поступил гораздо ловче: ему были извеетны ум и таланты Корфа, и он скрыл досаду, которую еще более усугубляли любовь и честолюбие. Он справедливо думал, что Корф и не имеет намерения столкнуть его (а lе dеbusquеr) и что угрожая ему, можно даже извлечь выгоды из него. Так и случилось: Корф был первый, бросивший в Курляндии семена об избрании в герцоги Бирона, и более всех способство- Стр. 89 вал тому. Он надеялся, что поступая таким образом, он приобретет на столько влияния, чтобы иметь участие в делах и заведывать управлением Курляндии. Его надежда была тщетна. Семейство Кейзерлингов одно воспользовалось доверенностью и наградами, которыя новое избрание необходимо долженствовало доставить нескольким курляндцам. С одинаковым вниманием удалили Корфа от придворных дел и, чтобы у него отнять всякую надежду в этом отношении, назначили в департамент иностранных дел Бреверна. Корф жаловался, ворчал. Чтобы не нарушать приличий, герцог курляндский не замечал ничего и доставил Корфу президентство в академии наук. Этот, видя, что такое назначение еще более отдаляет его от предположенной им цели, продолжал ворчать, на что опять таки не обращали внимания, и это именно заставляет думать с некоторою вероятностью, что он видел слишком ясно то, что касалось частных отношений царицы и герцога курляндскаго. Последний тем не менее старался искать случая об удалении Корфа почетным образом. Отозвание Бестужева доставило ему к тому случай, и Корфа послали в Данию. Но при этом сделали более: президентство над академиею, которое он думал удержать за собою, тем более, что оно, не требуя никаких занятий, приносило до 17 тысяч ливров ежегодно, было от него взято и передано тому же Бреверну, который ему загородил дорогу в департамент иностранных дел. Из всех этих подробностей можно заключить, что у герцога курляндскаго система удалять всех, кто стремился (оnt аsрirе), или уже имел участие в милостях царицы. Пример тому виден из того, что я сейчас донес о Корфе 14). Под видом доверенности, покойный гр. Левенвольд был также в продолжении многих лет по- Стр. 90 сылаем по поручениям за границу и г. Бракель, к которому не менее были милостивы, находился равномерно занятым в чужих краях. Другое обстоятельство, почелу царица открыто выражает свое отвращение к Корфу, заключается в том, что он выдает себя за вольнодумца (еsрrit fоrt) и выказывает себя последователем начал разума. Она, напротив, более чем кто либо, глубоко предана своей вере (еst аbsоrbее dаns tоutе lа suреrstitiоn du сultе grес) и возстает тем более против неразделяющих ея взглядов, что она весьма некстати воображает, что прикрываясь религиею и благочестием, можно отвлечь внимание от отношений к Бирону (dоnnеr lе сhаngе sur l'intriguе qui ехistе еntrе еllе еt lе duс dе Соurlаndе, еn sе соuvrаnt du mаntеаu dе lа rеligiоn еt dе lа dеvоtiоn). Наконец это величайшее зло, что Корфа уже нет более здесь: я бы мог при помощи средства, о котором мне говорили, извлечь из него со временен, при осторожном обхождении (еn lе сultivаnt), сведения, очень полезныя для службы короля. Наследный принц курляндский и фельдмаршал Mиних вернулись в субботу вечером из Кронштадта*). B тот же день получено известие о смерти прусскаго короля. Очень обезпокоены этим. Ясно, что для устранения стеснения (lа gеnе) от этого безпокойства, здешний двор ничем не пренебрежет, чтобы овла- *) Mанштейн пишет, что они ездили туда для осмотра укреплений. Bскоре после того сын Бирона, вместе с Mинихом же, ездили с тою же целью в Bыборг, Кексгольм и Шлюссельбург. Осматривая последнюю крепость, курляндскому принцу вероятно не приходило н в голову, что она, несколько времени спустя, будет тюрьмою для всего его семейства (Mеmоirеs sur lа Russiе, II, 89). Стр. 91 деть расположением новаго короля Фридриха II. Саксонский посланник (Зум) весьма рад этому событию, nотому что оно, при благосклонности к неuу королевскаго принца, облегчает ему возможность встуnить, как я полагаю, в прусскую службу на приятных для него условиях и с доверчивостью. Он сообщил мне третьяго дня обо всем, что доходило до меня касательно помянутаго безпокойства. Я отвечал ему, что оно мне кажется естественным и чем более Россия хвасталась своим могуществом и была мало осторожна с покойным королем, тем более она может опасаться его наследника, как только этот поймет свои выгоды, или коrда будет чувствителен к славе, или когда, наконец, почувствует в себе решительность. Саксонский посланник согласился со мною, и я заметил даже в образе выражения этого согласия, что он разделяет мое мнение, что если прусский нынешний король не переменится к худшему, то русский двор будет в нем иметь опаснаго соседа. Пушкин, президент коммерц-коллегии, nолучивший, по случаю празднования заключения мира, орден св. Александра Невскаго, был арестован вместе со многими другими с субботы на воскресенье. Это за соучастие в деле Bолынскаго. Его не жалеют много, так как он был враг рода человеческаго и любил делать зло. Пушкин даже хотел превзойти Bолынскаго в непримиримой вражде к иноземцам. Очаковский сераскир, хотинский паша и другие турки, которые еще здесь, были нынешнее воскресенье на отпуску у царицы. Она приняла их под тем же балдахином, который обыкновенно употребляется на аудиенциях чрезвычайным посланникам. Они отъезжают отсюда чрез несколько дней в Константинополь. Стр. 92 Примечание. 10) Автору биографии «Барон Иоганн Альберт Корф (в Актах академии наук и отдельная брошюра) не были известны эти подробности о Корфе, но на стр. 8 говорится о недовольстве на него императрицы. «B оставшихся после него бумагах (в министерстве иностранных дел), сказано в биографии, он сам сознается, что заслужил этот гнев, не высказывая однако чем и говоря только, что причиною его несчастия был Бирон. Но в оставленных Mиллером (в рукописи) материалах для истории академии, говорится об одном происшествии, случившемся именно в ту же эпоху и которое, может статься, состояло в связи с этою опалою. Корф — разсказывает Mиллер—был влюблен в фрейлину императрицы и племянницу гр. Mиниха, Bильдеман. Но в лице тогдашняго вице-президента коммерц коллегии, камергера барона Mенгдена явился соперник более счастливый, и Корфу было отказано в руке девицы Bильдеман. Это так возбудило его против Mенгдена, что они решились развязать дело поединком, уехав для того в Курляндию. Корф отправился туда внезапно 20 октября 1736 г. и воротился уже 11 января 1737 г. Поединок кончился, кажется, ничем, но чрез это происшествие — прибавляет Mиллер — Корф много утратил своего значения при дворе, по-крайней мере в первое время. Было ли, впрочем, оно одно причиною его немилости, или присоединились к тому и другия обстоятельства, и какое было тут влияние со стороны Бирона, не знаем; но Корф сам пишет, что с 1737 r. положение его становилось все более и более неприятным и желание удалить его от двора все приметнее обнаруживалось». © Вычитка и оформление – Константин Дегтярев (guy_caesar@mail.ru), 2005
|