Франсиско де Миранда. Путешествие по Российской империи

Мы ехали пологим берегом реки среди густых зарослей. Самое скверное заключалось в том, что, поскольку река разлилась, иногда приходилось заезжать в воду, не представляя, какова здесь глубина. Я всякий раз ожидал, что промокну до нитки или потону вместе со всеми своими пожитками. Наконец, проехав четыре или пять верст по столь неприятной дороге, выбрались на возвышенное место и, ни о чем больше не тревожась, добрались до Бровар (Browari), что в 19 верстах. Там нам дали шестерку добрых коней, и мы, заплатив всего за трех, продолжили путь по вполне сносной дороге.

2 мая. Прибыли в Семипольское (Semipolski), проделав 29 верст. Там нам дали четверку резвых лошадей и по неплохой дороге мы добрались до Козельца (Kozeletz), что в 25 верстах. На въезде виднеются водяные мельницы, устроенные у плотины, за которой образовался пруд, питаемый водами здешних источников; жители используют его также для стирки и т.д.

Пока запрягали лошадей, зашел в церковь, представляющую собой внушительное здание, выделяющееся среди всех остальных построек этого селения. Шла обедня, и мне представился случай рассмотреть прихожан, которые производят неплохое впечатление и вполне сносно одеты. Здесь расквартирован какой-то кавалерийский полк. Нам дали шестерых лошадей, и мы продолжили путешествие по дороге со множеством рытвин и очень неровной, ибо она выложена фашинами, набросанными поперек и кое-как прикрытыми соломой, так что трясет просто дьявольски. И так до самых Косар (Kosari), что в 24 верстах.

Там сменили коней на такое же количество, и мы проследовали дальше, на сей раз по очень хорошей дороге. По пути несколько раз встретились вереницы паломников, мужчин и женщин, направлявшихся в киевские катакомбы, являющиеся своего рода Лорето или Меккой для этого народа. Прибыли в Носовку (Nosovka), что в 14 верстах от предыдущей станции. Там наблюдал за гуляньем, происходившим по случаю какого-то праздника. Женщин попадалось несравненно больше, чем мужчин, и это были преимущественно молодые девушки. Нам дали шестерку лошадей, и через 14 верст мы по хорошей дороге добрались до Девицы (Divitza).

Пейзажи в этом краю весьма живописны, но заселен он очень редко. Переправившись через небольшую речку Остер (Astor), прибыли в пять часов пополудни в Нежин (Niegen), городок в 14 верстах от предыдущего селения. Какие ужасные улицы! Городок по большей части населен греками (пользующимися здесь различными привилегиями), и повсюду встречаются мужчины и женщины, одетые по обычаю этой страны. Навестил графа Капуани, бригадира на службе Ее Величества, уроженца Пьяченцы, что в Италии, который является здесь военным комендантом. Он принял меня в своем доме чрезвычайно радушно. Я застал у него в гостях генерал-аншефа Эльмпта[i], с коим познакомился в Киеве, и чье семейство проживает в Риге. Мы провели время в приятной беседе, хотя я, уже более суток обходясь без обеда, был очень голоден. Выпили чаю и прогулялись с мадам Капуани по саду, где устроена оранжерея и т.д. Видел также их конюшни с семью превосходными лошадьми и не менее шести экипажей... Жалованье коменданта, однако, не превышает 600 рублей в год. Ужинали в половине девятого, и, надобно признаться, я ел с огромным аппетитом, а около десяти часов отправился спать, так как на почтовом дворе не оказалось подготовленной упряжки, и нужно было подождать до завтра, ибо плут, что содержит почту, располагает всего дюжиной лошадей.

3 мая. В пять часов утра поднялся, выпил кофе с моим другом Капуани, распорядился поправить одно из колес, немного расшатавшееся, и в шесть часов отправился в путь на четверке весьма скверных коней. Одного из них, выбившегося из сил, пришлось оставить в каком-то местечке, а потом мы сменили остальных на

тех, что возвращались на почтовый двор, .и на них добрались до Комаровки (Komarovka), что в 29 верстах. Оттуда ехали четверкой, и я заметил, что в тех местах расквартирован какой-то кавалерийский полк. По дороге брели толпы паломников, мужчин и женщин, направлявшихся в Киев. Наконец прибыли в Борзну (Bordzna), что в 19 верстах. Там мне дали четверку лошадей и около семи часов вечера доехал до Батурина (Baturin), что в 33 верстах, бывшей резиденции знаменитого Мазепы, гетмана украинских казаков, развалины дома которого еще хорошо сохранились. Нынешний гетман граф Разумовский построил себе дворец поблизости. Я вручил полковнику Денисову, который, выйдя в отставку, живет здесь, рекомендательное письмо молодого графа Льва Разумовского, чтобы он все мне показал. Приняли меня не слишком учтиво, но через несколько минут указанный полковник все-таки поднялся из-за карточного стола вместе с двумя офицерами, его партнерами по игре, один из которых немного говорил по-французски, и мы пошли осматривать упомянутый дворец. Он целиком деревянный и в архитектурном отношении ничем не примечателен. Мы обошли его весь, и, он оказался, очень просторным, поскольку уверяют, что у хозяина никогда не бывает менее 500 человек гостей. Главная зала грандиозна и отличается хорошими пропорциями. Обратил внимание на книжные шкафы, чего не наблюдал до сих пор в других домах, а среди портретов приметил изображение Нарышкиной, матери Петра I.

Затем мы прошли в сад, не представляющий собой ничего особенного, и там я заметил русскую баню, весьма удачно расположенную. Видел помещения для занятий музыкой, ведь именно здесь зародилась известная школа «рожечников», каковую сегодня расширяет князь Потемкин. Потом зашли в дом к указанному полковнику, и он, ведя себя теперь гораздо любезней, сообщил некоторые подробности местной жизни, согласившись со мною, что дворец расположен неудачно и что в двух или трех верстах отсюда можно найти куда более красивые и живописные места. Около девяти сели за стол, и я воздал должное ужину, ибо с тех пор как выехал от Капуани, у меня во рту не было ни крошки. С нами ужинал молодой англичанин, который учит французскому языку детей Денисова. Он сообщил, что получает 200 рублей в год и живет здесь на полном пансионе.

После ужина хозяин вновь уселся за вист, а я отправился спать в отведенную мне комнату, поскольку на почтовом дворе лошадей не будет до утра, да к тому же придется переправляться через реку на лодке.

4 мая. В четыре часа утра встал, выпил кофе с молоком и пешком дошел до реки, которая протекает внизу, под горою; она называется Сейм, и, если не ошибаюсь, это вторая по величине река здешнего края после Днепра. Однако в Америке ее сочли бы ручейком. Лодки пришлось дожидаться целый час; здесь их две, но переправа очень плохо налажена. Целая ватага цыган переправлялась вместе со мною: тот же Hpae_v та же беззаботность, та же нищета, что и повсюду среди этих людей. Наконец, переплыв на другой берег и продолжив путешествие по таким же дорогам, среди таких же пейзажей, что и прежде, прибыл в Алтыновку (Altinovka), проделав 25 верст. Там мне дали четверку добрых лошадей, и я отправился дальше, встречая по пути множество паломников, шествовавших в Киев; приехал в Кролевец (Krolieviets), что в 19 верстах. Это место показалось мне более обустроенным, люди одеты лучше и, похоже, более предприимчивы. Свыше полутора часов провели в ожидании лошадей, которые, по словам почтового смотрителя, еще не отдохнули. Наконец нам дали четверку, но на выезде из селения они вдруг понесли, и форейтор никак не мог с ними совладать; к счастью, дорога была прекрасная и вдобавок шла в гору, так что кони вскоре притомились и остановились. Я вернулся и задал трепку этому мошеннику, ибо еще немного, и такая скачка могла бы обойтись нам очень дорого, а ведь пройдоха уверял, что лошади усталые.

По хорошей дороге, проходившей по красивым местам, добрались до Тулиголова (Tuligolov), что в 19 верстах, там получили шестерку лошадей и, наслаждаясь столь же живописными пейзажами и ровными дорогами, ехали до заката, а потом местные дети, два мальчика лет восьми-девяти, проводили нас до Глухова (Glujov). Это селение, или городок, превосходно расположено и напоминает города в Германии. Я отправил свой шарабан на почтовый двор, а сам пешком прошелся по улицам. Здесь немало добротных кирпичных зданий, среди которых выделяется величественный дворец прекрасной архитектуры, с ионическими колоннами, статуями, барельефами и резными орнаментами, все отличается безукориз-

ненным вкусом, в духе античности. Как жаль, что [это строение] тоже не пощадил пожар, уничтоживший большую часть городских зданий, от коих не осталось ничего, кроме стен. Меня заверили, что сей дворец обошелся казне немногим более 200 тысяч рублей, и его строительством ведал фельдмаршал Румянцев. Это делает честь его хорошему и благородному вкусу. Среди расстилающейся внизу равнины — ибо город расположен на возвышенности и господствует над окружающей местностью — стоят два загородных дома, которые выглядят издали очень красиво.

Вечером зашел на почтовый двор, находящийся на выезде из городка, и утолил голод холодными остатками провизии, так как горячей еды здесь не сыскать. Здешние жители производят лучшее впечатление и более работящи, чем те, каких я встречал на Украине. Выехал около десяти часов вечера, и шестерка лошадей быстро домчала меня до Толстодубова (Tolstodubov), что в 31 версте.

5 мая. Сменив лошадей, по отвратительной дороге, мощеной, как заведено у русских, жердями, проследовал до Севска (Sefsk) — красивого городка с хорошими каменными зданиями и достаточно оживленного, — а оттуда, проехав 43 версты, добрался до Ямской (Jameskoy). Там нам дали шестерку лошадей, и мы продолжили путь по живописной местности, с более или менее возделанными полями, прибыв в Любочи (Liubostchi), что в 40 верстах. По дороге [опять] встречали паломников. Названное селение на въезде украшает плотина с мельницами, как это здесь часто встречается, а весь пейзаж напоминает Голландию. Далее на шестерке коней до Дмитровской (Dmitrovska), что в 20 верстах. Оттуда ехали уже на четверке, и вскоре у нас сломалось колесо, которое удалось кое-как поправить с помощью веревок и ремней от русских кнутов. Снова встретили паломников, а вечером прибыли в Шувардино (Shuvardino), проехав 30 верст. Форейтор хотел устроить меня на ночлег в доме, стоявшем на отшибе, за деревней, уверяя, что другого не найти; однако, когда я взглянул на мерзкую лачугу, ее обитателей и всю обстановку, которая ничего доброго не сулила, то сел в экипаж и велел везти меня на почтовый двор. Там, как только я подъехал, сразу нашелся добрый человек, предложивший разместиться у него в доме, где и принял меня со всем возможным радушием. Мне шепнули — и не без оснований, — что пройдоха форейтор хотел обворовать меня, если бы я поддался на его улов-

ку. Поужинав тем, что еще оставалось от припасов, и выпив чаю, я устроил себе постель на лавке, положив на нее перину, и проспал до трех часов ночи, когда хозяева начали открывать окна, молиться перед образами, разжигать огонь и т.д.

6 мая. Встал в четыре часа, побрился, выпил чаю, а в пять выехал в Кромы (Kromi), что в 22 верстах. Там взял четверку лошадей и поскакал в сторону Нугри (Knubre), что в 20 верстах, однако форейтор, стремясь заслужить вознаграждение, не говоря ни слова привез меня в Орел (Orel) — расположенный в 18 верстах губернский город. Проклятые дороги. Город пересекает река Ока, через которую я переправился по мосту, только что сооруженному для императрицы, и я был первым после губернатора, кто проехал по нему.

Нанес визит начальнику гарнизона генерал-аншефу Каменскому, принявшему меня с большой радостью и в высшей степени учтиво. Он еще в Киеве, прощаясь со мной, сказал, что, почтет за честь меня принять, если я буду проезжать через его город. Шел уже второй час, и к нему приехали обедать несколько человек, в том числе губернатор господин Неплюев и бригадир Теплов. Сразу зашел разговор о подарках, сделанных императрицей в Киеве, и было заметно, что губернатор тоже надеется на щедрость государыни. Обедали в приятном обществе, и Каменский не хотел меня отпускать. В его карете мы отправились на гору, расположенную в двух верстах от города, откуда он виден как на ладони. К приезду императрицы Каменский хочет разбить там шатер. В городе выделяется большая площадь, по краям которой расположены лавки, где в базарные дни ведется торговля. Пошел дождь, и мы поехали обратно. Дома пили чай, а потом до самого ужина вели живую беседу, в которой участвовал племянник [генерала], учившийся в Геттингене. Отужинав, я отправился спать.

7 мая. Встал в семь часов, и мы вместе позавтракали. Когда я вошел, мой хозяин писал рекомендательные письма своей супруге, графу Панину и князю Прозоровскому, коими меня потом и снабдил. В восемь часов он повел меня смотреть подразделение численностью 300 человек, входящее в его гренадерский полк, — бравые ребята, но не слишком дисциплинированные. Они отшагали 160 верст и будут нести здесь службу; каждый месяц воинские части меняются. Вернулись домой, выпили шоколад, после чего гене-

рал-аншеф уговорил меня остаться на обед. В промежутках он занимался делами, связанными с набором рекрутов, и мы долго беседовали о военном искусстве. Чрезвычайно учтивый и прекрасно воспитанный человек.

Когда мы наконец отбыли, один из его офицеров в своей «кибитке» отправился с нами, дабы сопровождать нас до Москвы или до Тулы. На окраине города к приезду императрицы сооружают кирпичную триумфальную арку на деньги местной знати; она может служить и городскими воротами. Я ехал на четверке лошадей, офицер — на тройке, вместе с сержантом и еще двумя служивыми. Переправившись через Оку, мы прибыли в Оптуху (Optuja), что в 36 верстах, а потом в Зеленцу (Zelentza), это еще 18 верст. Офицеру с его спутниками дали всего пару лошадей, и им стало трудно поспевать за мною, так что я первым оказался в Мценске (Mtsiensk), проделав 17 верст. Через реку Месту (Mesta), на берегу которой стоит сей город, нам пришлось переправляться в неподходящем месте, поскольку там, где обычный брод, строят деревянный мост для проезда императрицы. Следствием такой переправы стало то, что моя карета увязла в грязи и мы простояли там всю ночь до утра, несмотря на все усилия людей и лошадей, коих я велел доставить с почтового двора. Если бы не подоспевшие на помощь офицер с сержантом, я бы, наверное, застрял там еще на целый день. Положение не из приятных.

8 мая. На четверке лошадей проскакали 27 верст и добрались до Большого Скуратова (Bolskaia Scuratova), а затем миновали и Малое Скуратове (Malaia Scuratova), что в 18 верстах от первого. Дорога скверная, хотя окрестности живописные, да и поля вокруг возделаны лучше, чем на Украине. Доехали до Плавы (Plawa), через 27 верст, и пока меняли лошадей, к карете подошла женщина с очень чистым подносом в руках и предложила чаю с молоком, за что я от всего сердца поблагодарил ее, ибо впервые за всю поездку мне удалось раздобыть что-то горячее. Выехали оттуда все вместе на четверке коней и через 23 версты добрались до Соловы (Solowa), где утолили голод в доме одного крестьянина, коему я дал 15 копеек, чему тот был несказанно рад и долго меня благодарил. Но что

Реку под таким названием на географической карте обнаружить не удалось. Мценск же в действительности расположен на реке Зуше.

за убогие жилища! Дальше двигались на четверке же по совершенно невообразимой дороге, поскольку главным трактом, который уже совсем готов к приезду императрицы, пользоваться не дозволяют, направляя в объезд по таким местам, где вовсе нет дорог... О деспотизм! Часам к трем ночи должны добраться до Тулы (Tula), это 40 верст отсюда, как мне позже сообщил мой слуга.

9 мая. В семь утра я открыл глаза и обнаружил, что нахожусь у дверей трактира в Туле, куда форейтор доставил нас на скверных лошадях в половине четвертого. Я вышел и нашел сносное жилье, за которое с меня запросили рубль с полтиной. Я согласился. Выпил чаю и, чувствуя себя разбитым, улегся в постель, которую мой добрый Карлос застелил простынями и проч., ибо здесь такими вещами не пользуются.

В полдень отправился к генерал-губернатору господину Кречетникову[ii] с письмом от князя Потемкина. По дороге попал под дождь с градом, однако возвращаться не стал. Его превосходительство изволили в это время кушать суп, и потому письмо не хотели передавать. Наконец это было сделано, и вышедший ко мне адъютант сообщил, что я могу возвращаться к себе в гостиницу, хотя дождь лил как из ведра. Так мне и пришлось ретироваться, несмотря на самые высокие рекомендации. Я раздобыл у моего трактирщика немного супу и жаркого, ибо мой желудок давно требовал горячей пищи, коей я не пробовал вот уже двое суток, причем все это время стоял адский холод. Вскоре появился адъютант и передал мне от имени вышеупомянутого губернатора, что тот пришлет за мной управляющего мануфактурой и т.д. Затем пришел еще один с извинениями того же губернатора по поводу того, что он не смог меня принять, и с уведомлением, что раньше завтрашнего дня осмотреть завод не удастся, ибо сегодня праздник. Прекрасно, прекрасно, господа.

Я взял с собою слугу, чтобы прогуляться по городу, несмотря на то, что было пасмурно и моросил дождь. Дошли до дома, где должна остановиться императрица. Снаружи он имеет весьма неприглядный вид, однако внутри совсем недурен, по крайней мере несколько дней тут можно провести. (Путь к нему лежит мимо монастыря, расположенного на берегу реки. Он обнесен древней, прекрасно сохранившейся стеной, оставшейся с татарских времен, так что следовало бы ее осмотреть.) Напротив дома установлены

столбы для иллюминации; они поставлены также вдоль главной улицы, что тянется на целую версту, если не больше, до самого выезда из города. Там, где она кончается, возвышается нечто похожее на триумфальную арку, огромное сооружение с фигурой наверху, по-моему, олицетворяющей Славу; все сделано из дерева. Покружив по этой части города, мы вышли к Арсеналу, который в настоящее время приводят в порядок. Внушительное здание. Говорят, здесь может храниться до 100 тысяч ружей.

Затем осмотрели снаружи несколько церквей, а также дом гражданского губернатора — ничего примечательного. В целом добротных домов здесь наберется от силы двадцать пять или тридцать, остальные же являют собой печальное зрелище. Городской люд, однако, одевается здесь гораздо лучше и, похоже, живет в более сносных условиях, нежели в иных местах, а женщины весьма привлекательны. Видел трех или четырех прелестных девиц; все, как водится здесь, нарумянены. Встретил старика, похожего на Платона. Сходство было столь явным, что я даже приветствовал его по-гречески, вспомнив, как здоровалась моя соседка в Афинах. Наскоро осмотрел противоположный конец города, где сооружаются еще одни ворота, или арка, из дерева. По обеим сторонам вышеупомянутой улицы, что тянется на версту, поставили дощатые заборы, за которыми прячутся убогие хижины горожан, чтобы взорам государыни предстала не бедность, а мнимый блеск. С той же целью сейчас производится побелка лучших домов и приукрашивают те, что похуже, — дабы она ничего не увидела таким, каково оно есть на самом деле. Бедные народы и несчастные правители.

После трехчасовой прогулки, пройдя пешком более шести верст и немного утомившись, я вернулся на постоялый двор. Выпил чаю и узнал, что в мое отсутствие заезжал с визитом управляющей Р.Венишев — в чине полковника, ибо здесь всякому гражданскому чину соответствует военный, — чтобы пригласить меня на прогулку в его карете. По крайней мере он оказался более учтивым, нежели губернатор. Вскоре он вновь приехал, и мы условились, что поедем осматривать его завод завтра в шесть часов утра. Он сообщил мне, что у него постоянно работают 5 тысяч мастеровых, которые за год изготовляют до 40 тысяч ружей, а когда установят новые машины, будут делать 80 тысяч. Указанный за-

вод приносит в год 92 тысячи рублей дохода, и вся эта сумма идет на закупку материалов и жалованье работникам, ибо государыня ничего не хочет забирать в казну, дабы производство расширялось и проч. Превосходный принцип.

Затем послал слугу с моей подорожной договориться, чтобы мне к завтрашнему утру приготовили лошадей; вернувшись, он сообщил, что эти шельмы хотят, чтобы я заплатил за большее число [лошадей]. Тогда отправил его с пространной запиской к помощнику губернатора, после чего городничий (garaniche), или полицмейстер, ответил мне через слугу, что лошадей приготовят.

10 мая. Встал в пять часов и, осматривая карету, обнаружил, что три железные заклепки на передке обломились — по всей видимости, когда ее вытаскивали из грязи, и распорядился немедленно все поправить. В шесть прибыла карета управляющего, и меня отвезли на завод, который я осмотрел самым тщательным образом. Видел разные измерительные инструменты, сделанные добротно, хотя и не слишком искусно. Армейские ружья делают здесь так же, как в Шпандау, используя точильный круг и проч. Изготовление ружья, тщательно собранного и подогнанного, обходится здесь в три рубля с полтиной, тогда как прусскому королю, в Шпандау, оно стоит четыре талера, или песо. Все механизмы приводятся тут в движение водой, для чего на реке[iii] поставлена большая плотина, поднимающая уровень воды, когда того требует та или иная работа. Мне показали чертежи всего этого сооружения, позволяющие составить общее представление о том, как оно действует. Затем мы пешком отправились туда, где выполняют самую тонкую часть работы — полируют сталь, и там среди прочего я видел «туалетный столик , сделанный целиком из стали, с золотой инкрустацией. Презабавная вещь, выполненная с величайшим вкусом умелыми руками мастеров, которые все, как один, носят длинные бороды.

Оттуда мы поехали в Арсенал, основанный Петром I; сейчас его перестраивают. Здесь действительно может храниться 100 тысяч ружей, как мне говорили, ибо полки сооружены до самого потолка, достаточно высокого. Далее поехали на фабрику, принадлежащую частному владельцу крупной мануфактуры Баташова[iv], в прошлом —

обер-мастеру этого предприятия. Здесь изготовляют изделия того же рода, но высшего качества, прежде всего стальные цилиндры огромных размеров, чтобы с их помощью прокатывать медные листы и проч. [Хозяин] был настолько любезен, что преподнес мне эфес шпаги, инкрустированный золотом, на память о посещении его фабрики, сказав, что я оказал ему честь своим визитом. Мне пришлись по душе его простодушие и искренность.

Я от всей души поблагодарил управляющего за столь прекрасный прием. На прощание он рассказал, что, когда простых людей спрашивают, почему они не бреют бороду, те отвечают: потому, что Иисус Христос всегда носил длинную бороду. Это идет от русского духовенства и показывает, сколь велико до сих пор его влияние.

Домой вернулся в девять часов, спросил счет и обнаружил, что он завышен более чем вдвое — вот оно, падение нравов, проникшее уже и сюда. Выпил чаю и около десяти выехал на какую-то заброшенную дорогу, ибо те, по которым обычно ездят, приготовлены для императрицы, и пусть все свернут себе шею, но по ним все равно не разрешат проехать. На сей раз у меня была четверка лошадей. При въезде в какое-то селение мой несчастный форейтор зазевался и не заметил, как выехал на запретную дорогу, но тут же был остановлен офицером и сержантом. Последний держал наготове палку, чтобы всыпать бедняге сотню горячих, как распорядился офицер, вершивший здесь суд. Почувствовав неладное, я выскочил из кареты и предъявил свою подорожную с намерением воспрепятствовать этому варварству. В конце концов все уладилось, и я спас несчастного от сотни палок.

Наконец прибыл в Вашан (Vaschan), что в 35 верстах, и оттуда, на предоставленой мне четверке коней, по проклятому бездорожью насилу добрался до Заводов (Sawodi), это еще 20 верст. Всех крестьян согнали мостить дорогу, и бедные люди горько жалуются на притеснения ел стороны местного губернатора; даже их поля вытаптываются лошадьми, ведь путники вынуждены колесить по их посевам... Несчастные горемыки! Здесь мне запрягли четверку скверных лошадей и, что еще хуже, дали в форейторы маленького мальчика. По такой дороге, да вдобавок в темноте... Как я ни упрашивал других кучеров, мошенники не соглашались, и я отправился в путь, чувствуя себя одураченным. Когда стемнело, я, видя, что ехать таким образом дальше неразумно, решил поискать ноч-

лега в каком-то селении, показавшемся мне не слишком глухим. Однако все его обитатели уже спали и не хотели открывать. Наконец нашелся один, кто решился меня пустить. Он распахнул ворота, но они оказались такими низкими, что еще немного, и моя карета развалилась бы на части. По счастью, верхняя перекладина соскочила, и это нас спасло; вот что значит иметь кучером несмышленого ребенка. В конце концов мне удалось выпить чашку чаю и соорудить постель из собственной перины, на коей я проспал до четырех утра, а затем отправился дальше.

11 мая. Через час подъехал к Оке, через которую тоже строят деревянный мост к приезду императрицы, и нам снова пришлось переезжать вброд в неудобном месте, однако, поскольку было светло, удалось переправиться без приключений, правда, я немного повздорил с царскими лакеями, требовавшими, чтобы мы их пропустили вперед. Зато на другом берегу наша карета чуть было не увязла в грязи. Далее пред нами предстал город Серпухов, расположенный в 34 верстах от предыдущей станции. При въезде сооружают очередную деревянную триумфальную арку, а за ней виднеются развалины высокой стены — похоже, там когда-то стояла крепость, выстроенная на татарский лад. По узким улочкам — ибо главная улица перегорожена по причине всех этих приготовлений — добрался до почтового двора, где выяснилось, что лошадей сейчас нет, так как у смотрителя их всего семь. Встретил там офицера из Орла, что был моим попутчиком; он тоже дожидался коней.

Какие-то крестьяне посулили отвезти меня, если я заплачу за четырех лошадей. Прекрасно. Ведь не за пять, верно? Согласен. Я выпил чаю в доме почтового смотрителя-сержанта, и через час лошади были готовы к отъезду. «Ежели довезешь меня быстро, — сказал я форейтору, — и шестеркой лошадей, как обещал, заплачу тебе за пять. В противном случае пеняй на себя». Но не успели мы проехать и четырех верст, как пришлось выпрягать двух лошадей, которые не могли больше двигаться и мешали остальным. Поэтому мы очень долго добирались до Лопасни (Lapafnia), что в 28 верстах, где стоит прекрасный загородный дом господина Васильчикова. Я заплатил форейтору за четырех лошадей и, похоже, он остался доволен. Однако другой форейтор начал подбивать его, чтобы он потребовал дополнительной платы. Я огрел мерзавца тростью, и он отстал. Здесь лошадей тоже не было, и все зависе-

ло от милости местных жителей. Один крестьянин подрядился было отвезти меня, если я заплачу за четверку лошадей, и пошел за упряжкой, однако другие отговорили его, и он не вернулся. В это самое время от почтового двора отъехал какой-то генерал в запряженной тройкой «кибитке», заплатив всего за двух лошадей.

Я зашел в дом, и тут мне предложили заплатить за пять лошадей, по две с половиной копейки за каждую. Хорошо. Через некоторое время они заявили, что, если я не уплачу тому крестьянину еще за одного коня, меня не повезут. Я вышел на улицу и вместо ответа угостил тростью тех, кто это предлагал, причем никто из них не был, разумеется, хозяином лошадей. Мой знакомец офицер поначалу принял мою сторону, но потом переменил свое мнение и посоветовал уплатить за лошадь половину цены. Болван! Я не двинулся с места, а когда привели лошадей, мне снова предложили выложить за пятерых по две с половиной копейки. Я согласился. Деньги вперед. Хорошо. Но как только я заплатил, оказалось, что они лишь этого и добивались и везти меня не собираются. Вскочив с сиденья, я дважды огрел тростью форейтора, и тот сразу тронулся с места, избавив меня от этого сброда, из чьих уст уже посыпались оскорбления по моему адресу. А все произошло, по моему убеждению, из-за неправильного поведения офицера.

По плохой дороге, а где и вовсе по бездорожью, прибыл в Тульскую Пахру (Tulskaia-Pakra), проехав 33 версты. Тут ко мне вышли сразу же, и я, желая добраться побыстрее, ибо хотел попасть в Москву засветло, попросил дать мне шестерку лошадей, обещав заплатить за четырех. Однако мерзавец форейтор успел сообщить, что до этого я платил за пятерых, и здешние плуты стали требовать того же. Я припугнул их городничим, и только тогда они начали запрягать. О, сколь безрадостно оказаться в положении бедного путешественника-иностранца!

[i] Граф И.К. фон Эльмпт (1725—1802) — выходец из Германии, на русской службе с 1751 г. В царствование императора Павла I ему был присвоен чин фельдмаршала.

[ii] Генерал-поручик М.Н. Кречетников (1729—1793) исполнял должность Тульского и Калужского генерал-губернатора.

[iii] В тексте автор ошибочно называет эту реку Тула, но, как известно, город расположен на р. Упе.

[iv] Баташовы — семья известных русских заводчиков XVIII—XIX вв.

Текст приводится по изданию: Миранда Франсиско де. Путешествие по Российской Империи / Пер. с исп. — М.: МАЙК «Наука/Интерпериодика», 2001.
© Российский комитет сотрудничества с Латинской Америкой, права на издание на русском языке, 2000
© М.С. Алперович, В.А. Капанадзе, Е.Ф. Толстая, перевод, 2001
© МАЙК «Наука/Интерпериодика», 2001