Оглавление

Марбо Жан-Батист-Антуан-Марселен
(1782-1854)

Мемуары генерала барона де Марбо

Глава XIX

Стр. 603

Потеря дивизии Партуно. — Битва при Запивках возле Брилей. — Г-н де Ноай. — Переправа через мосты и катастрофа на Березине. — 2-й корпус защищает отступающих. — Я ранен при Плещеницах

Вот мы и подошли к самому ужасному моменту роковой Русской кампании... к переправе через Березину, происходившей главным образом 28 ноября.

На заре этого рокового дня положение противостоящих армий выглядело следующим образом. На левом берегу корпус маршала Виктора, покинувший ночью Борисов, отправился в Студянку, тесня перед собой массу отставших солдат. Для того чтобы создать свой арьергард, этот мар-


1 В любопытной и драматической иллюстрированной реляции Русской кампании, опубликованной в Штутгарте в 1843 г., Фабер дю Фор сообщает, что мосты были свободны в ночь с 27-го на 28 ноября и даже в ночь с 28-го на 29-е. (Прим. франц. ред.)

Стр. 604

шал оставил позади себя пехотную дивизию генерала Партуно. Этот генерал, имея приказ покинуть город лишь спустя два часа после Виктора, должен был бы отправить следом за корпусом многочисленные небольшие отряды, которые, контактируя с главными силами Партуно с помощью цепочки разведчиков, смогли бы таким образом как бы вехами указывать направление. Кроме того, Партуно должен был отправить до Студянки одного адъютанта с поручением разведать дороги и затем вернуться. Однако Партуно, пренебрегая всеми этими предосторожностями, ограничился лишь тем, что отправился в путь в назначенный час. Ему попались две разветвлявшиеся дороги, а он не знал ни ту ни другую. Но поскольку, идя из Борисова, он не мог не знать, что Березина была у него слева, он должен был бы сделать заключение, что добраться до Студянки, расположенной на этой реке, можно, выбрав левую дорогу! Он сделал все наоборот и, машинально следуя за несколькими вольтижерами, двигавшимися впереди, направился по правой дороге и попал прямо в середину многочисленного русского корпуса генерала Витгенштейна!

Дивизия Партуно, вскоре окруженная со всех сторон, была принуждена сдаться1. В то время как простой батальонный начальник, командовавший его арьергардом, кому пришла в голову счастливая мысль отправиться по левой дороге только из-за того, что она шла в направлении берега, спокойно присоединился к маршалу Виктору возле Студянки. Маршал Виктор крайне удивился, видя прибытие этого батальона вместо целой дивизии Партуно, ведь батальон представлял собой арьергард дивизии. Но удивление маршала вскоре превратилось в самое настоящее потрясение, когда русские Витгенштейна атаковали его, а он-то думал, что русских отбросила дивизия Партуно! С этого момента Виктор уже не мог сомневаться, что генерал Партуно и все его полки взяты в плен.

Но его ждали новые несчастья, потому что Кутузов, от самого Борисова преследовавший Партуно по пятам, имея при себе многочисленные войска, узнав о его капитуляции, ускорил движение и присоединился к Витгенштейну, чтобы напасть на маршала Виктора. Тот оказал неприятелю ожесточенное сопротивление, хотя его корпус уменьшился до 10 тысяч человек. Войска Виктора (даже немцы, входившие в их состав) сражались с настоящим героизмом и смелостью. Их героизм был тем более замечательным, что, атакованные одновременно двумя армиями и прижатые к Березине, они были затруднены в своих движениях также и огромным количеством повозок, которые без всякого порядка управлялись отдельными людьми, в суматохе пытавшимися добраться до реки! Однако маршал Виктор сдерживал Кутузова и Витгенштейна целый день.


1 Генерал Партуно, впрочем, защищался героически. В дивизии осталось лишь несколько сотен воинов, когда ему пришлось сложить оружие (см. «Историю Консульства и Империи» Тьера). (Прим. авт.)

Стр. 605

В то время как в Студянке царил беспорядок и шли бои, противник, претендовавший на овладение двумя концами обоих мостов, на правом берегу атаковал корпус Удино. Для этого 30 тысяч русских солдат Чичагова вышли из Стахова и с громкими криками бросились на 2-й корпус, в чьих рядах насчитывалось лишь 8 тысяч солдат. Однако наши солдаты ранее не имели никаких контактов с толпами, возвращавшимися из Москвы, и поэтому не представляли себе царившие среди этих несчастных беспорядок и сумятицу. В связи с этим моральный дух корпуса Удино оставался прекрасным, и Чичагов был с большими потерями отброшен. Это произошло на глазах у императора, который как раз в этот момент прибыл на поле боя с резервом из 3 тысяч пехотинцев и тысячи кавалеристов Старой и Молодой гвардии. Русские возобновили свою атаку и прорвали фронт поляков Вислинского легиона. Маршал Удино был тяжело ранен, и Наполеон послал ему на замену Нея. Генерал Кандра, один из прекрасных офицеров нашей пехоты, был убит. Смелый генерал Легран получил опасное ранение.

Бой проходил в еловом лесу, где росли громадные деревья, поэтому вражеская артиллерия могла лишь с трудом видеть наши войска, она стреляла наугад, из-за чего их ядра не попадали в цель. Однако, пролетая над нашими головами, они сбивали с деревьев множество веток, которые были толще человеческого туловища и убивали и даже ранили наших людей и наших лошадей, падая на них сверху. Поскольку деревья стояли на очень большом расстоянии друг от друга, всадники могли двигаться между ними, хотя их передвижения и были затруднены. Видя приближение крупной русской колонны, маршал Ней бросил против нее все, что оставалось от нашей кирасирской дивизии. Эта атака проводилась в весьма необычных условиях и тем не менее оказалась одной из самых блестящих атак, какие я видел в жизни! Во главе 7-го кирасирского полка смелый полковник Дюбуа перерезал пополам вражескую колонну и взял две тысячи пленных. Русские, ввергнутые таким образом в панику и беспорядок, отступили, преследуемые всей нашей легкой кавалерией, и были отброшены до Стахова с огромными потерями1. Я перестроил мой полк, участвовавший в этом столкновении, и вдруг увидел, что ко мне приближается мой друг, г-н Альфред де Ноай, служивший адъютантом у Бертье. Он возвращался после того, как доставил приказ Бертье. Но вместо того чтобы выполнить поручение маршала и вернуться к нему, он сказал, уезжая от меня, что доедет до первых домов Стахова и посмотрит, чем занят противник. Это любопытство оказалось гибельным для него, потому что, приблизившись к деревне, он оказался в


1 Чичагов отдал должное мужеству нашей кавалерии во время этого боя. Впрочем, его «Мемуары» (опубликованные в 1862 г.) и воспоминания графа де Рошшуара досконально подтверждают все детали этих событий: занятие и потерю Борисова русскими; их напрасное и несвоевременное передвижение вниз по течению Березины; сражение при Занивках около Брилей и Стахова; разрушение мостов, оказавшееся роковым, и отступление наших войск по замерзшим болотам Зембина. (Прим. франц. ред.)

Стр. 606

окружении группы казаков. Они сбросили его с лошади и, схватив за воротник, потащили в деревню, осыпая ударами! Я сразу же послал эскадрон ему на помощь, но это оказалось бесполезным, потому что ожесточенная стрельба из домов помешала нашим кавалеристам проникнуть в деревню. С этого дня никто никогда не слышал о г-не де Ноай. Вероятно, жадность казаков пробудили великолепный мех и золотое шитье его ментика. Скорее всего, он был убит этими варварами. Семейство г-на де Ноая, узнавшее, что я был последним из французов, с кем он разговаривал, попросило у меня сведения относительно его исчезновения. Я мог рассказать им только то, что сказал выше: Альфред де Ноай был замечательным офицером и прекрасным товарищем.

Но это отступление увело меня от Чичагова, разбитого маршалом Неем. Адмирал больше не осмеливался пойти на нас в атаку или покинуть Стахово на протяжении всего дня.

Ознакомив вас вкратце с позициями вражеских армий на обоих берегах Березины, я должен рассказать вам немного о том, что происходило на реке во время сражения. Огромные массы отставших от своих частей людей, у которых было две ночи и два дня, чтобы переправиться по мостам, и которые из-за своей апатии не воспользовались этой возможностью, поскольку никто их к этому не принуждал, вдруг разом захотели перейти через реку, когда ядра Витгенштейна начали падать среди них. Вся эта необъятная масса людей, лошадей и повозок столпилась у входа на мосты. Она полностью закрывала подступы к мостам и не могла добраться до них. Очень многие из тех, кому не удалось попасть на мосты, были оттеснены толпой в Березину, где почти все утонули.

В довершение всех несчастий один из мостов обрушился под грузом орудий и тяжелых зарядных ящиков, следовавших за батареями. Тогда все бросились ко второму мосту, где паника и беспорядок были уже столь велики, что самые смелые и сильные люди не могли устоять под давлением толпы. Очень многих просто задавили! Видя, что пересечь реку по таким загроможденным мостам невозможно, многие возчики экипажей повели своих лошадей в реку, но этот способ переправы, который был бы очень полезен, если бы осуществлялся в порядке и на два дня раньше, стал гибельным почти для всех, кто к нему прибегнул, потому что, с шумом толкая свои повозки, они налетали друг на друга и опрокидывали повозки в реку! Тем не менее многим удалось добраться до противоположного берега. Однако выход из реки никто не подготовил, предварительно хотя бы срубив прибрежный кустарник, как это должен был бы сделать штаб. Поэтому лишь немногим из повозок удалось выбраться на другой берег. И здесь погибло еще очень много людей!

В ночь с 28-го на 29 ноября русские пушки еще больше увеличили этот кошмар, поражая своим огнем тех несчастных, которые пытались перебраться через реку. Наконец, в 9 часов вечера отчаяние достигло предела. Маршал Виктор начал отступление, и его дивизии в полном порядке подошли к мосту, вступить на который они смогли, лишь силой

Стр. 607

отодвинув всех, кто закрывал им подступ. Но опустим занавес над этими ужасными сценами!

На рассвете 29 ноября все повозки, еще находившиеся на левом берету, были подожжены. И когда, наконец, генерал Эбле увидел, как русские приближаются к мосту, он поджег и мост! Несколько тысяч несчастных, остававшихся на подступах к Студянке, попали в руки Витгенштейна. Так закончился самый ужасный эпизод Русской кампании! Эти события были бы гораздо менее пагубными, если бы кто-то сумел и захотел воспользоваться временем, предоставленным нам русскими, считая от нашего прибытия к Березине. На этой переправе армия потеряла от 20 до 25 тысяч человек.

Преодолев это огромное препятствие, масса потерявших свои части людей, спасшихся от столь ужасного несчастья, была еще довольно значительна. Всех этих солдат увели в направлении Зембина, за ними последовал император со своей гвардией. После них двигались остатки нескольких полков и, наконец, 2-й корпус. В авангарде корпуса шла бригада Кастекса.

Я уже говорил, что дорога на Зембин, единственный путь, остававшийся у нас, пересекает огромное болото и имеет очень большое количество мостов, которые Чичагов по оплошности не сжег, когда за несколько дней до этого он занимал здесь позиции. Мы подобной ошибки не совершили, и после прохождения армии 24-й конно-егерский полк и мой полк подожгли эти мосты при помощи сухого тростника, росшего по соседству.

Отдав приказ поджечь мосты у Зембина, император надеялся надолго избавиться от преследования русских, но уже неоднократно было сказано, что удача отвернулась от нас. И действительно, мороз, который в это время должен был бы превратить воды Березины в лед, оставил ее воды почти нетронутыми, когда нам пришлось через нее переправляться. Но как только мы перешли через Березину, наступил жестокий мороз и сделал лед таким крепким, что через него можно было бы переправлять пушки! То же самое было и с болотами Зембина. Поджог мостов через эти болота не принес нам никакой пользы1. Три русских армии, которые мы оставили позади нас, смогли беспрепятственно начать преследование, но, к большому нашему счастью, это преследование не было слишком настойчивым. Впрочем, маршал Ней, командовавший французским арьергардом, собрал всех, кто еще был в состоянии сражаться, и часто возвращался, чтобы напасть на противника, когда он осмеливался подойти к нам слишком близко.

С той поры, как маршал Удино и генерал Легран были ранены, 2-м корпусом командовал генерал Мезон. Этот корпус, несмотря на свои большие потери, был самым многочисленным во всей армии, и обычно ему поручали отражать нападения русских. Мы удерживали противника


1 Чичагов нашел во всем этом оправдание своей небрежности. (Прим. авт.).

Стр. 608

в отдалении на протяжении всех дней 30 ноября и 1 декабря, но 2 декабря они так потеснили нас своими превосходящими силами, что произошло очень серьезное сражение, в котором я был ранен, и моя рана оказалась тем более опасной, что в тот день стоял 25-градусный мороз.

Возможно, я должен был бы ограничиться лишь тем, чтобы рассказать вам, как я получил удар копья, не вдаваясь в подробности, ведь они столь ужасны, что я до сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю об этом! Но ведь я обещал вам рассказать все о моей жизни целиком, поэтому вот рассказ о том, что случилось со мной в бою при Плещеницах.

Чтобы дать вам возможность как следует понять мой рассказ и чувства, обуревавшие меня во время этих событий, мне придется сначала рассказать вам о том, как один голландский банкир по фамилии Ван Бершем, бывший моим ближайшим другом в коллеже в Соррезе, прислал мне в самом начале этой кампании своего единственного сына, который стал французом после присоединения своей страны к Империи и поступил в 23-й полк, хотя тогда ему едва ли было шестнадцать лет. Этот молодой человек, полный замечательных достоинств, отличался завидным умом. Я взял его к себе секретарем, и он все время двигался в пятнадцати шагах позади меня вместе с моими ординарцами. В этом же положении он находился и в тот день, когда, пересекая обширную равнину, 2-й корпус, в арьергарде которого находился мой полк, увидел, как на него мчится огромная масса русской кавалерии. Вражеская кавалерия мгновенно обошла нас и со всех сторон атаковала. Генерал Мезон занял такие хорошие позиции, что наши пехотные каре отражали все атаки регулярной кавалерии противника.

Тогда неприятель ввел в сражение массу казаков. Они нагло кололи пиками французских офицеров, двигавшихся впереди своих эскадронов. Поэтому маршал Ней приказал генералу Мезону прогнать казаков, бросив против них все, что оставалось от дивизии кирасир, а также бригады Корбино и Кастекса. Мой полк, который был еще многочисленным, оказался перед полком черноморских казаков. Они были одеты в высокие каракулевые шапки, и у многих из них одежда и кони были лучше, чем .обычно у казаков. Мы бросились на них, и, по своему обычаю никогда не воевать в правильном боевом порядке, казаки развернулись и галопом умчались. Однако, будучи незнакомыми с этой местностью, они направились к препятствию, являющемуся весьма редким в этих обширных равнинах, — то был огромный глубокий овраг, издали совсем незаметный посреди окружающей равнины. Этот овраг внезапно остановил казаков. Видя, что перескочить через овраг на лошадях невозможно и придется встретить лицом к лицу мой полк, который вот-вот нападет на них, казаки развернулись и, прижимаясь друг к другу, смело выставили против нас свои пики!

Мы подошли к неподвижной вражеской массе на рысях. Наши сабли сталкивались с пиками, но пики имели в длину 13—14 футов, поэтому мы не могли достать наших противников саблями, а они не смели отступать. Двигаться вперед они тоже не могли из боязни наткнуться на на-

Стр. 609

ши сабли. Таким образом, мы смотрели друг на друга, как вдруг за мгновение, более короткое, чем нужно времени, чтобы о нем рассказать, произошла следующая сцена.

Спеша покончить с неприятелем, я крикнул моим кавалеристам, что надо было схватить несколько пик левой рукой, повернуть их, направить в сторону и проникнуть в середину людской толпы, где наше короткое оружие даст нам громадное преимущество над их длинными пиками. Желая, чтобы мне лучше повиновались, я захотел показать пример и, раздвинув несколько пик, действительно сумел проникнуть в первые ряды противника! За мной последовали мои адъютанты, ординарцы, и вскоре весь полк сделал то же самое. В результате получилась общая свалка, но в тот момент, когда она началась, один старый казак с седой бородой, находившийся в передних рядах и отделенный от меня другими казаками, нагнулся и, ловко направив свою пику между лошадьми моих товарищей, своим острым оружием ударил меня. Его пика насквозь проткнула мне коленную чашечку на правой ноге!

Чувствуя, что ранен, я бросился к этому человеку, чтобы отомстить ему за ту ужасную боль, какую я испытывал, как вдруг я увидел перед собой двоих красивых молодых людей 18—20 лет в великолепной униформе, покрытой богатым шитьем. Это были сыновья командира казачьего полка. Их сопровождал немолодой человек, выглядевший как их наставник, у него в руках не было сабли. Младший из его учеников тоже не воспользовался саблей, но старший смело бросился на меня и яростно атаковал. Я увидел, как он плохо владеет оружием и как слаб, поэтому ограничился тем, что обезоружил его, схватив за руку, а затем оттолкнул от себя и приказал Ван Бершему охранять его. Но едва только я совершил этот милосердный поступок, как почувствовал, что нечто твердое коснулось моей левой щеки: у меня в ушах прозвучал двойной выстрел, и ворот моего плаща был пробит пулей! Я быстро обернулся, и что же я увидел: молодой казачий офицер держал в руках пару двуствольных пистолетов. Из них он только что предательски стрелял в меня сзади и убил несчастного Ван Бершема выстрелом в голову\

В бешенстве бросился я на этого мерзавца, который снова целился в меня из своего второго пистолета. Но тут его взгляд встретился с моим. Взгляд этот наверняка был ужасен, он словно остолбенел и воскликнул на очень хорошем французском языке: «О боже! Я вижу в ваших глазах смерть! Я вижу в ваших глазах смерть!» — «Да, подлец, ты прав, так и есть!» И он через мгновение упал, сраженный моей саблей!

Кровь за кровь! Вид юного Ван Бершема, распростертого на снегу, чувство мести, оживление битвы, возможно, ужасная боль моей раны — все это соединилось и повергло меня в состояние лихорадочного возбуждения. Я бросился к младшему из двух казачьих офицеров, схватил его за горло и уже поднял было свою саблю, когда старый наставник, пытаясь спасти своего ученика, наклонился над шеей моей лошади, чтобы помешать удару сабли, и умоляюще воскликнул: «Именем вашей матери заклинаю вас: пощадите его, пощадите, он же ничего не сделал!»

Стр. 610

Я услышал столь чтимое мною имя, и дух мой, возбужденный происходившим вокруг, был поражен каким-то молниеносным видением. Мне показалось — я вижу такую знакомую мне дорогую руку матери, которая защищала грудь молодого человека, коего я собирался пронзить саблей. Мне послышался голос матери, приказавший: «Пощади его! Пощади!» Сабля опустилась помимо моей воли! Я приказал отвести юношу и его наставника в тыл.

После всего происшедшего мое волнение было так велико, что я не смог бы отдавать приказы, если бы бой продолжался еще хоть какое-то время. Однако он вскоре закончился. Множество казаков было убито, а другие, бросив лошадей, спустились в глубь оврага, где большинство из них погибло под громадными сугробами. Неприятель был также отражен и во всех других местах. В моем послужном списке это ранение числится полученным 4 декабря, однако на самом деле я был ранен 2 декабря.

Вечером после этого боя я допросил моего пленника и его наставника. Я узнал, что оба молодых человека были сыновьями крупного помещика, потерявшего ногу в битве при Аустерлице, он из-за этого так ненавидел французов, что, не имея больше возможности сражаться с ними, послал на войну обоих своих сыновей. Я предвидел, что холод и печаль вскоре погубят того из них, кто остался в живых. Я пожалел его и вернул ему свободу, так же как и его уважаемому наставнику. Этот наставник, прощаясь со мной, сказал с чувством следующие слова: «Думая о своем старшем сыне, мать моих двух учеников будет вас проклинать. Увидев младшего из них живым, она благословит вас, а также и вашу мать, из любви к которой вы сохранили жизнь единственному ребенку, который у нее остался!»

Стойкий отпор, полученный русскими в последнем бою, усмирил их пыл, и поэтому мы два дня провели, не видя врага, что обеспечило наше отступление до Молодечно. Но хотя враг и дал нам передышку, мороз продолжал вести с нами самую жестокую войну: термометр опустился до 27 градусов мороза! Люди и лошади падали на каждом шагу, и многие больше не вставали. Я тем не менее продолжал идти с остатками моего полка, с этими же людьми я каждую ночь стоял бивуаком на снегу. Куда же еще мог бы я пойти, чтобы найти что-то лучшее? Мои смелые офицеры и солдаты, считая своего полковника как бы живым знаменем, старались сохранить меня и окружали меня заботами, какие только были возможны в нашем ужасном положении. Полученное мною ранение в колено мешало мне сидеть верхом, поэтому я принужден был класть ногу на шею лошади и оставаться в неподвижности, а из-за этого очень сильно замерзал. Поэтому боль моя стала невыносимой, но что оставалось делать?

Дорога была покрыта мертвыми и умирающими, войска медленно шли, и не было слышно разговоров. Остатки нашей гвардии образовывали небольшое каре, внутри которого двигался экипаж императора. Рядом с ним был Мюрат.

Стр. 611

5 декабря, продиктовав свой 29-й Бюллетень, повергший в ужас всю Францию, Наполеон покинул армию в Сморгони и отправился в Париж. Его чуть не захватил в Ошмянах казачий отряд. Отъезд императора оказал огромное воздействие на моральный дух в войсках. Одни ругали его, считая, что он их бросил. Другие одобряли его отъезд, считая его единственным способом спасения Франции от гражданской войны и от вторжения наших так называемых союзников, а большинство из них ждало только удобного момента, чтобы выступить против нас, и не осмелились бы пошевелиться, узнав, что Наполеон, вернувшись в свои владения, собирает там многочисленные полки. Я разделял вторую точку зрения, чья справедливость была вскоре доказана.

Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы.
Текст приводится по изданию: Марбо М. Мемуары генерала барона де Марбо / пер. с франц. — М.: Изд-во Эксмо, 2005. — 736 стр., ил. — (Энциклопедия военной истории)
© Г.П. Мирошниченко, Н.А. Егорова, А.В. Ятлова. Перевод, 2004
© ООО Издательство «Эксмо», 2005
© Оцифровка и вычитка – Константин Дегтярев (guy_caesar@mail.ru)


Hosted by uCoz