Оглавление

Марбо Жан-Батист-Антуан-Марселен
(1782-1854)

Мемуары генерала барона де Марбо

Глава IX

Стр. 538

Переход по Себежским болотам. — Отступление. — Блестящая победа на броде. — Гибель Кульнева. — Возвращение, сопровождаемое наступательными действиями. — Последние прощания

С того момента, как я был ранен, состояние дел сильно изменилось. Наши части разбили Витгенштейна и захватили большое количество пленных, однако русским удалось добраться до дороги на Санкт-Петербург, по которой они отступали на Себеж. Чтобы добраться от Клястиц до этого города, надо пересечь весьма обширное болото при Кейданах. Среди этого болота большая дорога проходит по насыпи, сделанной из громадных елок, положенных рядом друг с другом. Канава или, скорее, глубокий, широкий канал идет с двух сторон от этой насыпи. Никакого другого прохода больше нет, если только он не расположен где-нибудь в отдалении от направления на Себеж. Описываемый переход имеет в длину около 1 лье, но деревянная дорога, обеспечивающая его надежность, отличается весьма значительной шириной. Не имея возможности размещать своих стрелков в болотах, русские отступали по этой искусственной дороге глубокими колоннами. За преде-

Стр. 539

лами дороги на наших картах была обозначена ровная местность. Желая сделать свою победу полной, маршал Удино решил преследовать русских на этом пути. С этой целью он уже привел на болотную дорогу пехотную дивизию генерала Вердье, за которым сначала должна была следовать кавалерийская бригада Кастекса, а затем весь корпус. Когда я вновь вернулся к своему полку, он еще не вошел в линию.

Увидев, что я, несмотря на ранение, вновь встал во главе колонны, мои офицеры, унтер-офицеры и солдату приветствовали меня одобрительными возгласами. Их приветствие доказывало то уважение и ту привязанность, какую питали ко мне эти смельчаки. Меня это глубоко тронуло. Я переполнился особой признательностью к Монтену за ту радость, которую он выразил, увидев меня. Этот офицер, мой товарищ, будучи очень смелым и весьма способным, обладал столь малыми амбициями, что 18 лет оставался простым капитаном, трижды отказывался от звания начальника эскадрона и принял его лишь после формального приказа императора.

Итак, я вновь взял на себя командование 23-м полком, вошедшим в болото, двигаясь за дивизией Вердье. Последние взводы вражеской колонны ограничились только тем, что издали произвели несколько ружейных выстрелов по этой дивизии, когда она вступила на мостки. Однако, как только наши стрелки вышли на равнину, они заметили развернутую русскую армию, чья артиллерия встретила их ужасным огнем. Несмотря на потери, французские батальоны продолжали двигаться вперед. Вскоре все они покинули переход через болота, и на равнине во главе всей бригады оказался мой полк. Полковник А***, временно командовавший моими частями, не был с нами, и некому было указать нам путь. Я подумал, что нужно как можно дальше убрать мой полк из этого опасного места, и приказал моим солдатам перейти в галоп, как только пехота оставит им для этого достаточно места. Я потерял убитыми семь или восемь человек, и очень большое количество солдат было ранено. Следовавший за мной 24-й полк также сильно пострадал, то же самое относится к пехотной дивизии генерала Леграна. Но как только на равнине войска перестроились, маршал Удино атаковал вражеские линии. Поэтому артиллерия противника стала стрелять сразу по нескольким точкам, и выход с дороги через болото оказался бы менее гибельным для других наших частей, если бы в тот момент Витгенштейн не атаковал со всеми своими силами те части, которые были у нас на равнине. Численное превосходство неприятеля заставило нас уступить ему территорию до прибытия нашей остальной армии, и нам пришлось отступать по направлению к переходу через болото. К счастью, эта дорога была достаточно широкой и позволила нам с легкостью продвигаться по ней отдельными взводами.

Когда кавалерия покидала равнину, она переставала быть столь же полезной, как там, и, напротив, начинала мешать. Поэтому маршал приказал кавалерии отступать в первых рядах. За ней следовала пехотная дивизия Вердье, который был только что серьезно ранен. В арьергарде шла дивизия Леграна. Его последней бригаде под командованием генера-

Стр. 540

ла Альбера пришлось выдержать очень ожесточенное сражение в тот момент, когда ее последние батальоны собирались войти в болото. Но как только они построились колонной, генерал Альбер поместил в хвосте колонны восемь пушек, во время отхода стрелявших по вражескому авангарду, и тот, в свою очередь, понес большие потери. В самом деле, эти орудия стреляли очень редко, потому что после каждого выстрела их приходилось разворачивать, чтобы продолжать движение, а потом разворачивать для того, чтобы перестроиться в батарею. При проходе через болото такие маневры оказываются весьма медленными и трудными.

День заканчивался, когда французские войска, выйдя из прохода по болоту, вновь прошли перед Клястицами на берегах Дриссы у брода при Сивошине, через который они переправились утром того же дня, преследуя русских, разбитых перед этим у Клястиц. Русские только что взяли реванш, потому что, нанеся нам потери в семь или восемь сотен человек на равнине, за пределами болота, они с саблями в руках, в свою очередь, оттеснили нас. Чтобы положить конец бою и дать некоторый отдых своей армии, маршал Удино приказал ей перейти реку вброд у Си-вошина и стать лагерем в Белом.

С наступлением ночи передовые посты, оставленные наблюдать за Дриссой, сообщили, что противник переправляется через эту водную преграду. Маршал Удино помчался туда и обнаружил, что восемь русских батальонов, имея у себя во фронте четырнадцать орудий, образующих батарею, только что разбили свои бивуаки на левом берегу, занятом нами, а остальная часть их армии находится на другом берегу Дриссы, несомненно, готовясь переправиться через нее на следующее утро, чтобы атаковать нас. Этим неприятельским авангардом командовал генерал Кульнев, человек очень смелый и предприимчивый, но имевший, подобно большинству русских офицеров той эпохи, скверную привычку пить слишком много водки. Похоже, в тот вечер он принял ее сверх меры, потому что иначе нельзя никак объяснить совершенную им громадную ошибку, ведь он пришел лишь с восемью батальонами, чтобы стать лагерем на небольшом расстоянии от армии численностью в 4 тысяч человек, причем в условиях, крайне неблагоприятных для него самого. И действительно, в двухстах шагах позади линии Кульнева текла река Дрисса. Через нее можно было переправиться, только используя брод, поскольку река была весьма полноводной и в других местах ее крутые берега поднимались на 15—20 футов. Поэтому у Кульнева лишь один путь к отступлению — брод. Но мог ли он надеяться, что в случае неудачи все его восемь батальонов и четырнадцать орудий достаточно быстро переправятся через этот единственный переход через реку, теснимые значительными силами французской армии, которая в любой момент могла кинуться на них из Белого, расположенного в непосредственной близости от них самих? Нет! Но, похоже, генерал Кульнев был не в состоянии размышлять обо всем этом и разбил свой лагерь на левом берегу этой реки. Поэтому приходится только удивляться тому, что для командования своим авангардом главнокомандующий русскими вой-

Стр. 541

сками Витгенштейн выбрал Кульнева, о чьем пристрастии к неумеренному потреблению водки он должен был знать.

В то время как голова колонны русских войск столь вызывающе располагалась на таком малом расстоянии от нас, большое замешательство царило не среди французских войск, а среди их командиров. Маршал Удино был человеком крайне смелым, но его решениям недоставало твердости, и он мгновенно мог переходить от плана атаки к распоряжениям относительно отступления. Потери, которые он только что понес в конце дня по другую сторону большого болота, привели его в состояние величайшей растерянности. Он не знал, что сделать для выполнения приказов императора, предписывающих ему оттеснить Витгенштейна на дорогу к Санкт-Петербургу или, по крайней мере, до Себежа и Невеля. Поэтому ночью маршал очень обрадовался, получив депешу, сообщавшую ему о скором прибытии баварского корпуса под командованием генерала Сен-Сира, которого император ставил под командование Удино. Но вместо того чтобы дождаться этого мощного подкрепления, занимая хорошую позицию, Удино, по совету артиллерийского генерала Дюлолуа, собрался идти навстречу баварцам, заставив всю свою армию отступить до самого Полоцка! Эта необъяснимая идея нашла очень живое противодействие со стороны генералов, собранных на совет. Отважный генерал Легран объяснил, что, хотя наши утренние успехи и были уравновешены вечерними потерями, армия тем не менее как нельзя более готова выступить против врага. Приказать армии отступать на Полоцк значило бы поколебать ее моральный дух и представить ее баварцам как побежденное войско, ищущее у баварцев спасения. И, наконец, что лишь одна мысль о подобном отступлении должна была возмутить все французские сердца. Горячая речь Леграна была поддержана остальными генералами, поэтому маршал объявил, что отказывается от своего плана отступления.

Оставалось решить один очень важный вопрос: что же мы будем делать, когда рассветет? Генерал Легран, говоривший авторитетно, на что ему давали право большой опыт, замечательная служба и привычка к войне, предложил воспользоваться ошибкой Кульнева, чтобы атаковать русский авангард, столь неосторожно расположенный без всякой поддержки на берегу, занятом нашими войсками, и сбросить противника в Дриссу за его спиной. Это мнение было принято маршалом и всем военным советом. Выполнение плана было поручено генералу Леграну.

Лагерь армии Удино располагался в лесу, где росли огромные елки, стоящие на значительном расстоянии друг от друга. За ними находилась обширная поляна. Лесные опушки образовывали дугу, два конца которой подходили к Дриссе. Дрисса была как бы «тетивой лука». Бивуак восьми русских батальонов находился очень близко от реки напротив брода. Батарея из 14 пушек располагалась в середине этой линии.

Желая захватить неприятеля врасплох, генерал Удино приказал генералу Альберу направить в обе части леса, выглядевшие «двумя концами лука», по одному пехотному полку. Они, двигаясь по направлению к краям

Стр. 542

«тетивы лука», должны были зажать вражеский лагерь с флангов, услышав движение кавалерийского полка. Выходя из леса в центре дуги, кавалерийский полк должен был во весь опор броситься на русские батальоны и оттеснить их к обрыву. Как видно, задача, порученная кавалерии, была наиболее опасной, потому что кавалерии не только следовало атаковать с фронта вражескую линию, имевшую б тысяч ружей, но и предстояло, еще до соприкосновения с противником, испытать на себе огонь 14 орудий. Правда, действуя внезапно, можно было надеяться найти русских спящими и испытать с их стороны лишь небольшое сопротивление.

Вы только что видели, как мой полк, приняв караул утром 31 июля в Клястицах, оставался в карауле весь день. Следовательно, в соответствии с установленным порядком, 24-му полку предстояло сменить нас 1 августа в час ночи. Поэтому идти в атаку приказали этому полку, а мой должен был оставаться в резерве, потому что на свободном пространстве между лесом и речкой место оставалось только для одного кавалерийского полка. Полковник А*** направился к Удино и заметил ему, что следует опасаться, как бы во время наших приготовлений к атаке на части Витгенштейна, расположенные прямо перед нами, Витгенштейн не направил на наш правый фланг большую колонну, которая пересечет Дриссу, воспользовавшись бродом, существующим, по всей вероятности, в 3 лье выше по течению от того места, где мы находились. Тогда Витгенштейн сможет проникнуть в наши тылы, захватить наших раненых и повозки. Поэтому следовало бы послать кавалерийский полк наблюдать за бродом, о котором он говорил. Маршал согласился с этой идеей, и полковник А***, чей полк только что заступил в караул, приказал своим солдатам быстренько сесть на лошадей и отправиться вслед за командиром на задание, какое он сам предложил, оставив тем самым 23-й полк рисковать в бою, что вот-вот должен был начаться.

Мой смелый полк спокойно получил известие о порученном ему опасном задании и с удовольствием наблюдал, как маршал Удино и генерал Легран двигаются вдоль фронта нашего полка, руководя подготовкой к важной атаке, которую мы должны были предпринять в ближайшее время.

В те времена во всех французских полках, за исключением кирасирских и карабинерных, существовала рота «гренадеров», называемая элитной. Обычно она защищала правый фланг линии полка. Элитная рота 23-го полка была выставлена на свою позицию, когда генерал Легран заметил маршалу, что у противника впереди от центра их линии имеется артиллерия и, следовательно, самая большая опасность существует именно в этом месте. Поэтому во избежание нерешительности, которая может сорвать всю операцию, следовало бы атаковать его элитной ротой, состоявшей из самых опытных людей и лучших лошадей. Напрасно я убеждал их, что полк, почти целиком состоявший из старых солдат, был во всех пунктах одинаково крепок и непоколебим как в моральном отношении, так и в физическом. Несмотря на мои уверения, маршал приказал мне поместить элитную роту в центр линии полка. Я повиновался. Затем, собрав офицеров, я вполголоса объяснил им, что мы должны будем

Стр. 543

сделать, и предупредил, что для того, чтобы наилучшим образом захватить противника врасплох, я не буду отдавать никаких предварительных приказаний и ограничусь лишь приказом «В атаку!», когда наша линия окажется на незначительном расстоянии от вражеской артиллерии. Мы обо всем хорошо договорились, и в первых лучах зари полк в абсолютной тишине вышел с бивуака. Он достаточно легко прошел через лес, чьи большие деревья росли на большом расстоянии друг от друга, затем мы вышли на опушку, в конце которой располагался русский лагерь. У меня одного из всего полка не было в руках сабли, потому что моя правая рука, остававшаяся свободной, использовалась для того, чтобы держать поводья коня. Вы, конечно, понимаете, насколько кавалерийскому офицеру трудно в подобном положении бросаться в атаку на противника. Но я очень хотел быть вместе с моим полком и встал впереди элитной роты. Позади меня находился бесстрашный капитан этой роты г-н Курто, один из ее лучших офицеров. Его я ценил больше всех.

В лагере русских, к которому мы бесшумно приближались медленным шагом, все было абсолютно спокойно, и у меня было тем больше надежды захватить их врасплох, что генерал Кульнев не велел переходить через брод никому из своих кавалерийских отрядов. Мы не заметили ни одного поста и при слабом свете костров увидели лишь несколько одиночных пехотных часовых, расположенных так близко от лагеря, что от того момента, как они предупредят своих, до того, как мы внезапно появимся в лагере, русские вряд ли смогут подготовиться к защите. Но вдруг два бдительных казака, которые, будучи людьми подозрительными и любителями побродить по окрестностям, появились на лошадях в тридцати шагах от моей линии, посмотрели на нее минуту, затем бросились к лагерю, где они, как нам было совершенно ясно, собирались поднять тревогу и сообщить о нашем приближении! Это обстоятельство было для меня крайне неприятным, потому что без этого мы наверняка добрались бы до русских, не потеряв ни единого человека. Однако, поскольку мы были обнаружены и продолжали приближаться к тому месту, откуда я собирался увеличить скорость наших лошадей, я пустил свою лошадь в галоп. Весь полк последовал моему примеру, и вскоре я отдал приказ: «В атаку!»

По этому сигналу все мои бесстрашные кавалеристы вместе со мной быстро помчались по направлению к лагерю, куда мы влетели, подобно молниям! Но два казака уже подняли там тревогу! Канониры, спавшие возле пушек, схватили фитили, и 14 стволов одновременно выплюнули на мой полк свои заряды! На месте было убито 37 человек, из них 19 входили в элитную роту. Среди павших был бравый капитан Курто, а также лейтенант Лалуэтт! Пытаясь перезарядить орудия, русские артиллеристы были изрублены нашими всадниками! У нас было мало раненых, потому что почти все раны оказались смертельными. Под нами убили около сорока лошадей. Моя лошадь оказалась искалечена картечью, но тем не менее смогла довезти меня до лагеря, где внезапно разбуженные русские пехотинцы уже бежали за ружьями. В соответствии с моими инструкциями наши кавалеристы с самого начала бросились ме-

Стр. 544

жду неприятельскими солдатами и их составленными «в козлы» ружьями. Конные егеря безжалостно рубили противника, и лишь немногие из вражеских солдат смогли овладеть своим оружием и выстрелить в нас. Тем более что при звуках артиллерийской пальбы два пехотных полка генерала Альбера вышли из леса и бросились в оба конца лагеря, где в штыковой атаке убили всех, кто пытался защищаться. В панике и беспорядке русские не смогли сопротивляться этой тройной атаке. Большая часть из тех русских, кто прибыл в лагерь ночью и не сумел разглядеть высоких берегов реки, захотели спастись, бросившись в этом направлении. Они попадали с высоты 15—20 футов на скалы и почти все разбились. Здесь погибло очень много неприятельских солдат!

Полусонный генерал Кульнев присоединился к группе в 2 тысячи человек, из которых ружья имело не больше трети. Машинально следуя за этой беспорядочной людской массой, генерал вышел к броду. Но, войдя в неприятельский лагерь, я сразу же приказал занять это важное место 500—600 нашим кавалеристам, в состав которых входила элитная рота, разозленная смертью своего капитана. Все они яростно бросились на русских и убили очень многих из них! Генерал Кульнев, пьяный и раскачивавшийся в седле, был атакован вахмистром Лежандром, вонзившим ему в грудь саблю, затем он сбросил Кульнева с лошади к своим ногам.

В своем рассказе о кампании 1812 года г-н де Сегюр приписывает умирающему генералу Кульневу речь по примеру героев Гомера1. Я был в нескольких шагах от унтер-офицера Лежандра, когда он вонзил свою саблю в грудь Кульнева, и могу подтвердить, что русский генерал упал, не произнеся ни единого слова!2 Победа пехотинцев генера-


1 В книге г-на де Сегюра можно прочесть: «Смерть Кульнева была, — говорит он, — героической. Ядро раздробило ему обе ноги и сбросило его на его собственные пушки. Тогда, видя, что французы приближаются, он сорвал с себя свои ордена и, возмущаясь своим собственным безрассудством, приговорил себя к смерти на месте своего поражения, приказав своим солдатам оставить его». (Прим. авт.)

2По-видимому, Яков Петрович Кульнев в самом деле скончался достаточно быстро, однако версия его гибели, приведенная в мемуарах Марбо, несомненно, относится к разряду фантазий. Тот факт, что русский военачальник пал от французского ядра, раздробившего ему ноги, определенно подтверждается отечественными источниками, причем, когда это ядро на излете поразило Кульнева, он не сидел верхом на лошади, а стоял возле одного из орудий, прикрывавших переправу его разбитого отряда через речку Дриссу. Очевидно, смерть генерал-майора, вызванная большой потерей крови, наступила очень скоро. При поспешном и беспорядочном отступлении русских частей от Сивошина к ГЪловчицам тело его, перевозимое на орудийном лафете, свалилось на землю и было на какое-то время потеряно. В тот же день, когда после боя при Головчицах войска Витгенштейна в свою очередь преследовали отброшенную ими французскую дивизию генерала Вердье, русские пехотинцы Пермского полка, не доходя мызы Соколище, расположенной примерно в 5 километрах от Сивошина, нашли и подобрали раздетый до исподнего белья труп Кульнева, лежавший ничком на небольшой лесной поляне, недалеко от обочины дороги. Обстоятельства его обнаружения и опознания описал в своих воспоминаниях непосредственный участник события А.И. Дружинин, который в 1812 г. служил поручиком в Пермском пехотном полку. По свидетельству этого офицера, обе ноги Якова Петровича были перебиты ядром: правая около туловища, а левая — несколько выше колена. (Прим. ред.)

Стр. 545

ла Альбера и 23-го полка была полной. Враг потерял убитыми или ранеными по меньшей мере 2 тысячи человек. Мы захватили свыше 4 тысяч пленных, остальные погибли, свалившись на острые скалы. Нескольким самым ловким русским удалось добраться до Витгенштейна, который, узнав о кровавом поражении своего авангарда, отступил в Себеж.

Осмелевший после потрясающих успехов, маршал Удино решил преследовать русских и приказал, как и накануне, провести свою армию по правому берегу Дриссы. Но чтобы дать пехотным полкам бригады Альбера, а также 23-му конно-егерскому полку время на отдых после боя, маршал оставил их в карауле на поле сражения при Сивошине.

Я воспользовался этим отдыхом для того, чтобы провести церемонию, которой во время войны занимаюсь очень редко. Речь шла о том, чтобы отдать последние почести тем из наших храбрых товарищей, кто был только что убит. Большая братская могила приняла их всех. Мы уложили их в соответствии с чинами и званиями, расположив в середине ряда капитана Курто и его лейтенанта. После этого 14 русских пушек, так храбро захваченных 23-м полком, были размещены перед братской могилой.

Выполнив эту печальную обязанность, я хотел приказать перевязать мою рану, полученную накануне и вызывавшую у меня ужасную боль. Для этого мне пришлось сесть в стороне, под громадной елкой. Я заметил там молодого начальника батальона. Он, опершись спиной на ствол дерева и поддерживаемый двумя гренадерами, с трудом раскрывал небольшой пакет, адрес на котором был запачкан кровью. Это была его кровь! Офицер, принадлежавший к бригаде Альбера, только что, во время атаки на русский лагерь, получил ужасное штыковое ранение в живот, откуда выпадали внутренности! Они тоже были пробиты штыком, и кровь продолжала течь, несмотря на перевязку: рана была смертельной! Несчастный раненый, знавший об этом, захотел, прежде чем умереть, проститься с любимой женщиной, но, написав ей, не знал, кому доверить свою драгоценную ношу, как вдруг случай привел меня к нему. Мы были едва знакомы, зная друг друга лишь в лицо. Однако приближение смерти торопило его. Почти угасшим голосом он просил меня оказать ему две услуги и, отослав от себя гренадеров на несколько шагов, передал мне конверт, произнеся со слезами на глазах: «Там есть портрет!» Он взял с меня обещание передать его тайком в собственные руки возлюбленной, если мне повезет и посчастливится вернуться в Париж. «Впрочем, — добавил он, — это не срочно, ведь лучше пусть это получат спустя долгое время после того, как меня не станет!» Я пообещал выполнить это печальное поручение и сумел осуществить свое обещание лишь через два года, в 1814 году. Вторую просьбу, с которой обратился ко мне молодой батальонный начальник, я выполнил через два часа! Ему было тяжко думать о том, что его тело разорвут волки, столь многочисленные в здешних лесах, и он хотел, чтобы я приказал положить его рядом с капитаном и кавалериста-

Стр. 546

ми 23-го полка, похороны которых он видел. Я пообещал ему все это, и, поскольку несчастный офицер умер спустя короткое время после нашего грустного разговора, я выполнил его последнюю волю.

Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы.
Текст приводится по изданию: Марбо М. Мемуары генерала барона де Марбо / пер. с франц. — М.: Изд-во Эксмо, 2005. — 736 стр., ил. — (Энциклопедия военной истории)
© Г.П. Мирошниченко, Н.А. Егорова, А.В. Ятлова. Перевод, 2004
© ООО Издательство «Эксмо», 2005
© Оцифровка и вычитка – Константин Дегтярев (guy_caesar@mail.ru)


Hosted by uCoz