|
Надежда Ивановна Голицына Воспоминания о польском восстании 1830-31 гг.
ГЛАВА 2. От моего возвращения домой до следующего утра Стр. 67 Расставшись с мужем, я возвращалась домой в ужасном волнении о его участи и совершенно оглушенная криками, раздававшимися вокруг. Дрожа, подымалась я по лестнице, опираясь на руку камердинера, побледневшего от страха. Мой мальчик плакал, потому что слышал стрельбу вокруг нас и думал, что мы Стр. 68 убиты. Как он обрадовался, увидав меня! Я сняла парюру и встала у дверей балкона, выходившего на большую аллею. Через несколько минут я увидала, что те самые подпрапорщики, которые остановили нас, быстро идут к Бельведеру, но я не смогла разглядеть, что наши вели их уже как пленников. Около 10 часов вечера я увидала Конно-егерский полк польской гвардии, направлявшийся из Бельведера к площади Св. Александра. Поначалу я испугалась, увидав польский отряд и зная, что он стоял на противоположном конце города, я похолодела от страха при мысли, что этот отряд уже, быть может, совершил какое-то злодеяние. Но пораздумав над медленным и стройным движением полка, который выступал в строгом порядке, будто шел на смотр, я немного успокоилась, и у меня появилась мысль послать моего камердинера-поляка разузнать какие-нибудь новости. Первый, кого тот встретил, был ген. Рожнец-кий [16], пешком следовавший за полком. По просьбе камердинера он поднялся ко мне: «Я пришел, — сказал он, — на минуту, только чтобы ободрить вас, будьте покойны, я надеюсь, что все утихнет. Я сейчас из Бельведера, Великий Князь спасен, он во главе своих кирасир, но Жандр убит. — Как убит? Стало быть, в Бельведере дрались?» (Это были первые известия, полученные мною оттуда). Поняв, что мне ничего не известно, генерал сказал: «Нет, несколько студентов стреляли по окнам и ранили Любовицкого, но теперь там все спокойно. Мы идем взглянуть, что делается в городе». Вообразите мой испуг и мое положение при таковых известиях. Я спросила Рожнецкого, не видел ли он в Бельведере моего мужа. Он ответил, что не видел, но что я могу туда послать, потому как с тех пор все там занято нашими войсками. Уже два томительных часа прошло, а я все не могла узнать, что же сталось с моим бедным кн. Александром. Во все это время я слышала только ружейную пальбу, пушечные выстрелы, крики, мне приносили лишь вести об убитых. Наконец, колена мои подогнулись, когда камердинер, введенный в заблуждение сигнальными огнями (зарево над бараками, подожженными, чтобы служить условным сигналом), явился, совершенно вне себя, и сказал, что Варшава горит. Однако вскоре я узнала, что у него от страха двоилось в глазах, и поспешила послать в Бельведер за вестями от мужа и чтобы сообщить ему о себе. Скоро мне стало известно, что Господь сохранил мне его. В течение ночи мы написали друг другу несколько раз. Я сообщала ему вести из города, а он мне из Бельведера. Мои тревоги удваивались всякий раз, как я слышала грохот вражеской пушки. Они еще более усилились, когда я увидала, что две или три пушки движутся к Бельведеру. Я не знала, что они только что взяты у мятежников и что этим мы обязаны присутствию духа у ген. Станислава Потоцкого [17]. Повстречав эти орудия, что в самом деле двигались ко дворцу Великого Князя, генерал остановил их и обратился к канонирам, бывшим навеселе. Он спросил, куда они идут. В ответ они что-то пробормотали. «Негодяи, — воскликнул он, — вы не знаете, где ваш пост,» — и таким образом привел их, куда следует. Несколько времени спустя храбрый генерал был убит возле Арсенала. Ночь прошла в более или менее сильной тревоге, согласно вестям, что я получала. Был момент, когда наши пикеты продвинулись до Саксонской площади, но число мятежников росло час от часу, и наш отряд принужден был отступить к площади Св. Александра. Батальон саперов, 4-й Линейный полк (любимец Великого Князя) и тысяч тридцать хорошо вооруженных горожан были Стр. 69 охвачены восстанием. Артиллерии у нас не было. Светало, но мы покуда не видели никакого благоприятного исхода. Посреди окружавшей нас опасности я совсем не подумала приготовиться к бегству, которое, впрочем, не казалось мне возможным. Покорность своей участи представлялась мне единственным спасением, и вовсе не помышляя о возможности бежать из дому, я всю ночь думала, как мне в последний раз исповедоваться. Я видела, что мы легко можем попасть в руки врагов, быть ими пленены либо убиты. Бывали минуты, когда смехотворная надежда успокаивала мои опасения, и так я постоянно пребывала между надеждой и тревогой, близкой к отчаянью, особенно страх за сына терзал мне душу. Целую ночь я провела на ногах. Наконец, в 8 часов утра, когда мой камердинер уговаривал меня слегка закусить, меня уведомили от лица г-жи Есаковой, которая жила неподалеку, что она садится в карету и едет в Бельведер, что она советует мне не медля поступить так же и что многие дамы уже направились туда. Немало напуганная таким советом, я отставила чашку с чаем и, взяв с собою сына, его воспитателя и мою горничную, поспешила сесть в карету. Людей моих я просила не отлучаться из дому, потому что полагала вскоре возвратиться. Мои бриллианты я догадалась взять с собою только потому, что они так и лежали на моем туалетном столике с той минуты, как я сняла их, вернувшись домой в момент мятежа. Что же до прочих вещей, то моя горничная взяла с собою лишь несколько отдельных, разрозненных предметов моего гардероба, сама же она вышла без накидки и шляпы. Мы не Стр. 70 имели возможности ехать через аллеи, так как они были заполнены войсками, и были принуждены проехать параллельною, Мокотовскою улицей, куда неприятель не смог еще проникнуть. Вот в таком смятении и так неожиданно покинула я свой дом 18/30 ноября 1830 года в 8 часов утра, не думая, что более туда не вернусь, охваченная печалью, которая была лишь предчувствием бедствий, кои начались с этого рокового дня. Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы. Разбивка на главы введена для удобства публикации и не соответствует первоисточнику.
|
