|
Надежда Ивановна Голицына Воспоминания о польском восстании 1830-31 гг.
ГЛАВА 18. Визит в Гатчину, приезд в Рождествено Стр. 141 «Ah! rend-moi cet air pur ou jadis mon enfance respira le bonheur!» Fontanes* Я провела в Гатчине всего два дня и воротилась в Петербург, решившись, наконец, ехать в Москву. Я получила свидание с княгинею, поклонилась праху благодетеля, повидалась с мужем, и у меня не было более причин продлять мое пребывание вдали от родителей, звавших меня приехать. Кн. Александру надлежало оставаться до похорон. Довольно долго советовались о месте погребения Августейшего усопшего. Как Великого Князя его следовало похоронить в Невском монастыре, но как бывшего Императора — его место было в Петропавловской крепости. Последняя идея возобладала, но не будучи ни правилом, ни ис- * «Ах, возврати мне тот свежий воздух, которым некогда дышало мое счастливое детство!» Фонтанес [125]. (Пер. с фр.) Стр. 142 ключением, с того момента было положено, что крепость станет усыпальницей Императорской фамилии. После церемонии погребения кн. Александр намеревался просить об отставке, тихо жить среди родных и заниматься, отныне, только собственными делами. Но этот проект, казалось бы простой и естественный, встретил препятствия. Когда Государь был в Гатчине, Ему были представлены все лица, состоявшие при особе Великого Князя. Прием был очень милостив для всех. Каждый получил свое назначение, что же касается моего мужа, то Государь сказал ему с явною благосклонностью: «Теперь ты Мой и останешься при Мне, Я тебя не отпущу.» Как ни лестны были эти слова, однако кн. Александр подумал, что служба среди придворных интриганов никогда не будет ему ни приятна, ни выгодна, как была служба при Великом Князе, который относился к нему как к близкому человеку и с которым он был в непосредственном общении. В Петербурге же он будет в окружении недругов, завистников, и среди придворной суеты пожалеет о мирном уединении, к которому влекли его и собственные желания, и желания семейства. Но милости Государя перевесили все и придали ему смелости. Этот момент решил и его, и мою участь. Вместо родительского очага нам следовало находиться посреди блестящего Двора. Вместо отдыха, заслуженного долгими и нелегкими трудами, при здоровье, расстроенном шестью годами примерного усердия и походами, в которых работа канцелярии не прерывалась, кн. Александру надлежало приняться за дела и отказаться от верного блаженства ради весьма ненадежного счастия. Сама же я могла провести Стр. 143 со старыми родителями всего лишь несколько дней, и вместо того, чтобы посвятить им мою жизнь, я должна была еще раз огорчить батюшку, который ждал моего возвращения, чтобы более не расставаться со мною, словно он предчувствовал, что годы его сочтены. Словом, он еще раз обманулся в своих надеждах, и его, и мои надежды снова зависели от игры случая. Его пожеланием (последним, обращенным ко мне) было окончить свои дни на моих руках, именно мне предназначал он закрыть ему глаза, на меня возлагал он все надежды, а я должна была его покинуть! Я не предпочла его супружескому долгу! О, батюшка! Я всем была обязана тебе, потому что твои заботы взлелеяли мое детство и устроили благополучие всей моей жизни. Ты был мне лучшим на свете другом, самой крепкою опорою, истинным наставником, ты имел большие права на меня, и чего же просил ты за свои бесчисленные благодеяния? Чтобы я возвратила твоей старости хотя бы малую толику того, что ты не переставал делать для меня во всю мою жизнь. Твоя нежность и доверие ко мне никогда не изменялись. Я же обожала тебя со всею пылкостью души, но однако, участью, общею для всех женщин, я подвергала иногда испытанию свою привязанность к родителям. Мы всегда позволяем себе уравнять ее супружескому долгу и подчинить оному, не вдумываясь, которое из двух более свято. Нынче, когда миновали три горькие года после несчастия, лишившего меня батюшки, я все еще чувствую всю тяжесть запоздалых и бесплодных сожалений, зачем я не окружила его всеми заботами, зачем не посвятила свои дни тому, чья жизнь близилась к концу! Стр. 144 Итак, 8/20 августа я простилась с дядюшкой, чье гостеприимство столь мне пригодилось и у которого я провела 3 месяца вместо 2 недель, и с моим бедным кн. Александром, которому еще предстояли горестные дни, покуда останки его благодетеля не предадут земле. Я отправилась с сыном и некоторыми из моих людей. Мне надлежало ехать через взбунтовавшийся край (Новгородские военные поселения). Я знала, что бунт уже усмирен, но так как я все еще была полна мятежами, прошедшими пред моими глазами, то не без опасения проезжала местами, едва вышедшими из состояния возбуждения и еще пораженными холерою, которую народ повсюду принимал за отравление. Я путешествовала без помех. Холера побуждала меня спешить более, чем я того желала бы. Первые три ночи я провела в дороге. Но 10 августа, желая заночевать в Вышнем Волочке, я узнала, что и там продолжается эпидемия. Тогда, не выходя из экипажа, я потребовала лошадей и поскакала. На другой день, 11-го числа, я хотела остановиться и пообедать в Торжке, но узнав ту же новость, отправилась дальше. 12-го числа в 7 часов вечера я приехала в Завидово, в 100 верстах от Москвы. Там я увидала пушки. Я спросила, что сие означает, и мне сказали, что это для подавления беспорядков, которые имели место. Не думая более останавливаться, я понеслась до Клина и прибыла туда 12-го числа в одиннадцать часов вечера. То был мой первый ночлег от самого Петербурга. Наконец-то я перевела дух: ни холеры, ни признака беспорядков. Я в самом деле в России, в центре Империи, в 80 верстах от Москвы — места, дорогого каждому русскому, столь дорогого моему сердцу, где Стр. 145 живут мое семейство и мои друзья, куда все манило меня, на которое я смотрела как на предел всем моим горестям, всем моим страданиям. Мне оставалось несколько часов пути. 13/25 <августа> я проехала заставу старой столицы и истово перекрестилась, возблагодарив Господа за то, что возвратилась к родительскому очагу вопреки всем бунтам, болезням, врагам и революциям, преследовавшим меня. Я приехала в 4 часа пополудни и остановилась у своих деверей. Князь Иван [126] был в отъезде, и меня с радостью встретил третий брат моего мужа, князь Федор [127], оправлявшийся после длительной и ужасной болезни. Я была поражена его худобою и огорчена столь плачевным видом. Я хотела бы посвятить ему хотя несколько дней и позаботиться о нем, но могла задержаться лишь до другого дня, так как мои родители были в подмосковной, и мне следовало поспешить к ним. За короткое время, что я провела в Москве, я повидалась с некоторыми особами: с моей племянницей С. Пушкиной [128], семейством Левицких из Варшавы, с м-ль Ильиной. Все они, разумеется, забросали меня вопросами. Весь остаток времени я отдала бедному больному, и на другой день, 14/26 <авгус-та>, после обеда, я уехала в Рождествено [129], куда прибыла в 7 часов вечера. Мой старый отец, словно патриарх, ожидал меня в окружении всего семейства. Хотя и имея повод жаловаться на промедление, с которым я исполнила его пожелания, он позабыл про свои жалобы и сжал меня в своих объятиях с тою горячностью, что всегда изливалась из его сердца и согревала всех нас. Моя ма- Стр. 146 тушка, сестра [130] со своими детьми, брат [131], вернувшийся из Грузии, где он провел более года, его семейство, прочие обитатели батюшкина дома, коих было 24, все это собрание родных и друзей во главе с батюшкой, чудная природа, прелестная усадьба, мирный и красивый край, столь любимое обиталище батюшки и всех нас, — таков был конец моим невзгодам. Вообразите, сколь чувствительною была для меня подобная перемена! Душа моя была переполнена ею. Как подумаю, от какой малости зависело навсегда разлучить меня с родными и о том, что я каким-то чудом снова оказалась среди них, что из очага революционных волнений я снова очутилась в лоне спокойной и милой сердцу усадьбы, свидетеле моих детских забав, полном дорогих моему сердцу воспоминаний, тогда я вижу в этом руку Провидения, Которое вело меня чрез столькие опасности, дабы я лучше почувствовала Его помощь, и Которое подвергнуло меня стольким лишениям, дабы после я сильнее оценила Его благодеяния. Разумеется, я должна была рассказать всему собравшемуся семейству про мои приключения. С каким участием слушали меня старые родители, какими нежными заботами окружили, вознаграждая меня за все, что я претерпела! Но увы, мне предстояло нанести им новую обиду и объявить старому отцу, что я приехала провести с ними только 2 или 3 недели и что мы должны будем поселиться в Петербурге. Однако, надобно было сказать об этом, и, как я и предвидела, мои слова жестоко огорчили его. Да и сама я была опечалена не меньше! Я видела только одно средство утешить его: я объяснила ему, что вовсе не удаляюсь, но стану жить недалеко от него, что близость Петербурга, которую еще более сокращала легкая, удобная и быстрая дорога, была несравнима с Варшавою и с тем во многих отношениях утомительным путешествием, которое я делала в течение стольких лет, чтобы повидаться с ними. Мой бедный батюшка согласился с этою утешительною мыслию, но сколько задуманных им планов были расстроены этою новою разлукою! Как рассчитывал он, что мы с мужем поможем ему нести груз его забот и трудов! С каким удовольствием собирался он устроить нас рядом с собою! Я всегда была его неразлучною спутницей, изо всех его детей одна я разделяла его вкусы и занятия. С юных лет я вела его частную переписку, а также ту, предметом которой было управление его имениями. Я была его конторщиком, я составляла ему партию в шахматы, в биллиард, сопровождала его даже на охоте, бывала с ним в поле и на фабриках, словом, он не мог обходиться без меня. Все время моего пребывания в Варшаве было для него временем испытаний. Таким образом, вместо окончания разлуки, которая длилась около 7 лет* , нам предстояло снова разлучиться. Но пришлось покориться неизбежности, и мой превосходный отец помог мне пополнить мое разоренное хозяйство и отправить все это в Петербург. Все мое обзаведенье осталось в Варшаве: частью в руках польских властей, частью в руках верного камердинера Томаса, о котором говорилось в 9 и 10 главах, частью пропало. Ждали, наконец, окончания войны, взятие Варшавы становилось вероятным, но никто еще не знал, какова будет участь города. Поэтому я никак не могла рассчитывать на оставленное там хозяйство и принялась хлопотать о новом обзаведеньи. Спустя несколько дней кн. Александр приехал ко мне в деревню и обрел, наконец, тот покой, то блаженство, что находишь только посреди полей, то мирное счастие в лоне семейства во * Я должна, однако, сказать, что за это время я трижды навещала родителей. (Прим. авт.) Стр. 147 главе с таким отцом, каков был мой, то счастие, коего напрасно было бы искать в сутолоке дел и забот равнодушного к нам света. Все наши горести отступили пред семейным счастием. Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы. Разбивка на главы введена для удобства публикации и не соответствует первоисточнику.
|
