|
Надежда Ивановна Голицына Воспоминания о польском восстании 1830-31 гг.
ГЛАВА 14. Продолжение пребывания <в Риге>, отъезд в Петербург Стр. 123 Я решилась остаться в Риге еще на некоторое время и ехать не раньше, чем получу достоверные известия о том, что сталось с кн. Александром. Война, казалось, шла к концу, он приехал бы ко мне, и в этом случае я вернулась бы с ним в Цоден. В такой отрадной надежде я провела в Риге 6 недель. Дом графини Эльмпт был единственным моим прибежищем, и я не устану повторять, сколь много обязана ей за дружеский прием, который я там находила. Я бывала у графини почти каждый день, и под конец со мною обходились, словно с родною. Я всегда находила там приятное общество. Брат ее, г-н Б<аранов>, почтмейстер, женат на милой и любезной молодой женщине, и их дом сделался еще одним прибежищем для меня. Я познакомилась с графом Макгоули, шотландцем родом, состоявшим на русской службе. Это человек, коего приятные манеры тотчас вызывают к нему расположение, а его любезность укрепляет в таковом расположении. Г-н Мефреди, французский консул, также был весьма приятен в обществе. Он славный ма- Стр. 124 лый, и стоит только выказать ему некоторую благосклонность, как он готов развлекать гостей. Были еще два английских негоцианта, из которых один был человек умный, но суждения его были мне несносны, особенно в злополучную эпоху, когда, воюя с поляками, мы вели войну и со всеми разрушительными идеями, с так называемым успехом просвещения, которое, по сути, есть затмение умов. Я встретила там молодого Коцебу, сына сочинителя [86], и Крузенштерна, сына мореплавателя [87] и брата флигель-адъютанта Его Величества, бывшего тогда в плену у поляков. Оба молодых человека особенно привязались к моему сыну. Несколько дней в Риге находились семейство Шоппинг, г-жа Шурмер — супруга генерала, воевавшего тогда в Литве, и, наконец, граф Строганов [88], генерал-адъютант свиты Государя, посланный на время в Ригу. Последний был опорою для всех. Всеми уважаемый, склонный к добру, просвещенный патриот, деятельный, беспристрастный, в Риге, в критических обстоятельствах, он был почитаем, как столп, на который можно опереться, и как безупречный судия в трудном деле. В городе было много поляков. Шлагбаумы на дороге в Литву не охранялись, и при менее строгом надзоре могли бы иметь место беспорядки. Генерал-губернатор барон Пален [89] тогда отсутствовал. Обязанный лично выступить против мятежников Самогитии, он оставался там, покуда длилось восстание. Граф Строганов замещал его. В Ригу ежедневно приводили пленных литовцев, в большинстве своем крестьян, недавно набранных и взявшихся за оружие поневоле. Участь этих несчастных была ужасна. Принужденные своими господами присоединиться к мятежникам, они делали это без охоты, а ежели хотели вернуться домой, то помещики гнали их за отказ драться, и потому они старались попасть в плен к русским. Для них это было средством спасения, и особенно они бывали счастливы попасть в руки гр. Строганова. Жители Риги так были разгневаны на поляков, что если бы им позволили, они бы побили их камнями. Однажды в месте для прогулок нашли листки, в которых говорилось, что предместья будут преданы огню. Этого оказалось довольно, чтобы национальная гвардия проснулась и чтобы никакая мера предосторожности не была позабыта. Но этого было довольно, чтобы встревожить и меня, ведь я знала толк в мятежах. Приближалась Пасха, и разнесся слух, будто ночью, когда все верующие будут в церкви, пожаром в предместьях будет дан сигнал к мятежу. Это сделало такое впечатление, что никто не подумал покинуть свой дом, и горожане, которые не были в карауле, стояли у своих ворот. Обычные гулянья, качели — любимая забава русского народа — и прочие народные увеселенья были отменены. Пасхальные дни прошли в благоговейной сосредоточенности, без мыслей о развлечениях. Первый день этого прекрасного христианского праздника прошел тихо, второй также был спокоен, но следующая ночь опять сделалась для меня ночью волнения и страха. В полночь, едва я легла спать, как вдруг услыхала крики солдат на улице. Крики становились все сильнее, так что я вскочила с постели, будучи уверена, что это восстание. Я позвала горничную, велела разбудить гувернера и вся дрожа, еще не опомнившись ото сна и поспешно одеваясь, послала узнать, что случилось. Ответ был таков, что я принялась смеяться, как безумная: просто солдаты кричали что было мочи, чтобы остановить обоз, въезжавший через Петербургскую заставу, а так как возчики молчали, то солдаты и раскричались до того, что перепугали тех, которые не забыли польское восстание и могли опасать- Стр. 125 ся такового и в другом месте. Успокоившись, на сей раз я крепко уснула, чего давно со мною не случалось, ведь по миновании опасности хорошо спится. На другой день графиня с дочерьми много смеялись моему рассказу. Эти дамы не упускали ничего, чтобы сделать приятным мое пребывание в Риге. Они придумывали развлеченья и часто вывозили меня вопреки моему желанию. То обед в публичном саду, в прелестном обществе, то загородные прогулки с закускою на свежем воздухе, то поездка на левый берег Двины. Наконец, они заставили меня поехать даже в спектакль! Но немецкий театр не привлекает меня, и я побывала там только ради общества этих дам. Однако, я нашла там кое-что, доставившее мне удовольствие: то был один артист, который в перерывах между действиями так хорошо играл на тромбоне, что удостоился рукоплесканий. Как-то раз, в одну из наших прогулок на другой берег Двины, мы задержались, и мост развели, чтобы дать пройти баржам. Нам пришлось ждать более двух часов, покуда его сведут, и стоя под ярким солнцем, мы очень бы досадовали, если бы не повстречали двух оригиналов, которые много нас позабавили. Сначала с нами заговорил небольшого роста француз, в первый раз приехавший в Россию. Услыша, что мы разговариваем по-французски, он обратился к нам со свойственной его нации непринужденностью: «Сударыни, вы француженки? — Нет, сударь. — А я подумал так, услыша, что вы говорите по-французски.» Мы вступили с ним в разговор и прежде всего узнали, что он сын негоцианта и что отец послал его в Россию для занятий торговлею. Так как он приехал из Парижа, то мы принялись его расспрашивать про дела в его стране, про Короля, и он отвечал: «Король славный человек, вот и все, но он сердит на вашего Императора. — Отчего же? — Да оттого, что Он хочет воевать с Королем. — Что за выдумки, Государь и не думает об этом. — У нас, однако, все говорят о войне и боятся, как бы снова не взяли Париж.» Я не могла удержаться от чувства национальной гордости, видя, что вопреки нашим неудачам в Польше, вопреки всем бедствиям, которые нас осаждали, мы все еще внушали страх одной из самых могущественных держав Европы, а память о наших подвигах во Франции все еще заставляла ее трепетать. Нам так и не удалось разубедить французика в том, что Государь имеет враждебные намерения против его отечества, и он остался при своих опасениях. Затем два русских купца приняли нас за мещанок или горничных и вступили с нами в разговор. Мы узнали, что в тот же вечер им надлежит быть в карауле (так как с момента восстания в Самогитии купеческое сословие Риги образовало национальную гвардию). Один из них, которого мы назвали «серна» по цвету его платья, все обращался к гр. Марии Эльмпт и был по-своему любезен. Она же, с присущим ей остроумием, поддерживала разговор, не выдавая себя. Эти господа намекали нам, что хотя ворота крепости запираются рано, но если нам надобно, мы всегда можем свободно выйти, потому что они сами стоят в карауле, и им было бы приятно нам услужить. Мы поблагодарили их, и я не знаю, куда завел бы нас разговор, если бы графиня Эльмпт, потеряв терпение от долгого ожидания, не предложила нам, наконец, сесть в лодку и переправиться на другой берег. Мне трудно было решиться на это, так как я боюсь воды. В конце концов графиня прибегла к хитрости: когда лодка пристала к берегу, она села в нее с одною из своих дочерей и увлекла моего сына. Аодка отчалила. Тут уже мне пришлось преодолеть свое отвращение к воде. Графиня Мария и ген. Рокоссовский [90] (он Стр. 126 бывал в доме графини), который приплыл за нами, поневоле занялись моею особою, и под их покровительством я отдалась волнам. Мое существование в Риге, едва сделавшись приятным, вскоре должно было закончиться. Графиня, по обыкновению, расположилась провести лето в своей деревне (Свитен), на границе Курляндии с литовской стороны. Беспорядки отодвинулись дальше в Литву, и графиня могла жить в своем имении в безопасности. К Риге приближалась холера, таким образом, все побуждало покинуть город. С отъездом графини ничто уже не могло задержать меня, я с еще большею безопасностью, нежели она, могла вернуться в Цоден. Но я решила, что настала, наконец, минута уступить пожеланиям моего семейства, так как я не могла уже расчислить время моей встречи с кн. Александром. Наши дела в Польше, подошедшие, казалось, к развязке, снова запутались. Итак, я тоже готовилась к отъезду. В один из последних дней нашего пребывания в Риге, 6/18 мая, английский негоциант, о котором я говорила выше, устроил прогулку на свою дачу в окрестностях города. Я была в числе приглашенных, и хотя этот человек мне не нравился, я посчитала долгом принять его приглашение, потому что принадлежа к обществу графини и прочих дам, было бы невежливо отказаться. После недолгих уговоров я согласилась участвовать в этой прогулке, которая, впрочем, должна была стать последней. Общество было довольно многочисленно, дача красива, хозяин дома предупредителен, и мы почти целый день гуляли. В 9 часов мы вернулись к графине, и я простилась с нею, как с подругой. Я была взволнована, а мой сын заливался слезами. Эти дамы дали мне столько доказательств участия и дружбы, что расставаясь с ними, я испытывала самые горькие сожаления. Это они избавили меня от глубокой печали, в которую погрузили меня события, коих я была свидетелем или жертвою. Это они подняли мой дух и утешили в отсутствие кн. Александра. Беспрестанно занимаясь мною, они избавили меня и от того нервического состояния, в котором я находилась после стольких невзгод, они вернули меня к привычкам моей прежней жизни. Я очень им обязана, и мое сердце всегда будет полно чувством самой живой признательности. 7/19 <мая> графиня уехала в Свитен, а я, прежде чем предпринять путешествие в Петербург, пожелала еще раз побывать в Цодене. В тот же день я отправилась туда с сыном и его гувернером, оставив часть людей со всеми вещами в трактире «Франкфурт». 8/20 <мая> я приехала в Цоден, где мне были очень рады. Мой сосед Дерпер нанес мне визит и сопровождал меня в поездке на одну из моих ферм. Затем я съездила в Альт-Роден, имение моего отца, расположенное в 11 верстах от моего. Я остановилась у Румма, батюшкина конторщика. Славные люди были польщены моим визитом и угостили меня завтраком. Я заглянула на минуту к г-же Арнольди, жене управляющего. Воротившись к себе, невыразимая грусть охватила меня. На сей раз я столь же торопилась покинуть Цоден, сколь сожалела оставить его шестью неделями раньше. Однако, я провела там ночь и 9/21 <мая> окончательно простилась с доброю четою Вестфалей и вернулась в Ригу. Моя поездка не имела ничего примечательного, хотя дорога от Риги до Цодена представляла тогда своего рода опасность: бешеный волк необыкновенной величины разорял окрестности, особенно Балдонский лес, чрез который я проезжала. Сей хищный зверь уже наделал бед, и за ним охотились. Одна девочка стала его жертвою: волк бросился на нее и откусил нос. Все сопровождавшие Стр. 127 меня были вооружены, но волка мы нигде не заметили. Но едва мы выехали из лесу, как он выскочил оттуда, улегся на берегу Кеккау, верстах в 25 от Риги, и заснул. Тут местные крестьяне окружили его и, спящего, забили. На обратном пути, проезжая чрез Кеккау, мне объявили об этой виктории. Я вернулась в Ригу 9/21 <мая>, в 4 часа пополудни. Я тотчас послала к г-же Барановой за экипажем и провела вечер у нее. Я получила вести о графине и повидала некоторых особ из того общества, в котором столь приятно провела 6 недель своей жизни. На 10/22 <мая> был назначен мой отъезд. Г-жа Баранова, гр. Строганов, Макгоули, Мефреди, кн. И. Голицын, г-жа Линден явились проститься со мною, и в 2 Уг часа пополудни я села в почтовую карету, направлявшуюся в Петербург. За три дня перед тем я отправила туда кучера с парою лошадей, моих верных спутников в невзгодах. Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы. Разбивка на главы введена для удобства публикации и не соответствует первоисточнику.
|
