|
Анна Николаевна Дубельт Письма А.Н. Дубельт к мужу
Письмо 86 Стр. 163 3 июня 1852 г. Рыскино Уж как ты добр, Лева, так из рук вон! Спрашиваешь, доволен ли Филимон сделанным ему приемом? Да ты принял его как какого-нибудь соседа, а не как приказчика, обласкал его, осыпал милостями, подарками; все те четыре дня, которые он провел под твоим крылышком, он как сыр в масле катался. Он говорил мне не один раз: «Что это, матушка, кажется на свете таких людей нет, каков наш батюшка Леонтий Васильевич! Плакать хочется от доброты его». Он все боится, что мало благодарил тебя за твои милости, но чувствует их так сильно, что говорит, слов не найти, как высказать свою благодарность. А я так это все на свой счет принимаю и знаю, что ты осыпал его своими щедротами из любви ко мне — не правда ли? Сестра и Соничка, со своей стороны, так лелеяли Филимона, что и рассказать не можно. Милая Соня писала мне, что пока был Филимон у нас в доме, она только и думала, как бы его потешить. Все это меня очень трогает, потому что доказывает их сильную ко мне привязанность. Я благодарила их как умела и ты, мой ангел, поблагодари их от меня. Все их и твои милости к Филимону относятся ко мне. Какой бы он ни был чудесный слуга, да не мне бы служил, им и тебе бы нужды не было до него, а как он мне хорошо служит, оттого-то вы и «заберегли» его, как он выражается. Дай Бог вам здоровья, всем милым моим, я принимаю ваши милости к Филимону за самый несомненный знак сильного расположения ко мне и не могу сама без слез вздумать о том, как вы меня любите нежно и горячо. Поблагодари князя Трубецкого за его память обо мне. Я сама очень его люблю за его ум и доброту и всегда вспоминаю о нем с большим удовольствием. А вот бы славно, Лева, если бы ты его сосватал на овдовевшей графине Штейнбок-Фермор, урожденной Яковлевой. Она ведь еще не стара, ей будет лет не более как и князю Трубецкому. А как добра, а как богата. Все яковлевские миллионы к ней перейдут. Если бы она только пошла за него, а для него это партия славная. Конечно, теперь она так недавно овдовела, что не легче об этом и думать. Но все бы не мешало его надоумить, чтобы не упустить вдовушку. У нее сыщется женихов пропасть. Ее колоссальное богатство привлечет многих, она богаче графини Орловой, а сама хоть и не велика ростом, но зато мал золотник, да дорог. Ее доброта, кротость, смирение неописанны. Левочка, ты уже другой раз упоминаешь, что получил из Власова 80 <рублей серебром>, а ничего не говоришь о 250 <рублях серебром>, которые, Евстигней пишет, тебе доставил для уплаты процентов в опекунский совет в срок до 10 июля за власов-ских перевезенцев. Если ты получил эти 250 <рублей>, то сделай милость, внеси их в Стр. 164 ломбард, 10 июля не далеко, получи квитанцию, оставь ее у себя, а мне напиши, что этот срок очищен. Когда получишь Воронины деньги, Лева, подожди вносить их в сохранную казну на имя нашего крестьянина Василия Миняева. Прежде надо, чтобы он здесь Вороне заплатил, а то как бы мне за него не остаться в накладе. Деньги у него, и я слышу, что как он переезжает в другую деревню, с Кулаковки на Васильево, то может статься из находящихся у него 300 <рублей серебром> он истратит порядочную часть, потом ему нечего будет отдать Вороне, и я буду должна отвечать за него. То сделай милость, вот как поступи: когда получишь Воронины деньги, удержи их все у себя, ни сюда не присылай, ни в ломбард не клади, а только мне напиши, сколько их получил. Тогда наш крестьянин отдаст здесь Вороне сколько он может положить в сохранную казну, а я тебе об этом напишу. Сколько здесь будет отдано Вороне, столько ты и положишь из его денег в ломбард на имя нашего мужика Василия Миняева; остальные же Воронины деньги все-таки не присылай сюда, я ему здесь отдам, а его деньги пусть останутся у тебя для моих расходов. Мне всегда в Петербурге деньги нужны. Разумеется, я к Николиньке без его согласия не поеду, но мне грустно, что он меня не желает и что я для него не утешение, а помеха. Нет признака любви вернее, как желание быть вместе, а тот человек неприятен, которого видеть не хотим. Что же делать, насильно мил не будешь никому. Теперь Николинька зовет меня на будущую зиму, а вот вспомни слова мои, что тогда явятся новые отговорки и препятствия. 5-го июня <1852> Какая удивительная погода вчера и сегодня, Левочка, вот я думаю ты доволен, если у вас тоже? А перед этим столько было дождя, что вода стояла везде, как весною, и ручьи разлились, как в апреле бывает после снегу. Из Каменного пишут, что на фабрике больше воды, чем весною было, а в Баховкине плотину прорвало от множества воды. И точно, дождь лил дня три сряду, днем и ночью, как из ведра; в иных местах пропасти открылись в три сажени глубиною, размыло землю дождем. Несколько времени тому, Левочка, я просила тебя о деле Тесницких, которые подали прошение в первые три департамента Сената о воздаче им билета, подписанного покойною Рукиною на их имя. Ты мне ничего на это не отвечаешь, мой ангел. Получил ты мое письмо или нет? Ты пишешь, что мы бунтовщики, что поставили на своем, и твой дормез явился пред тобою, как лист перед травою. Нет, мой ангел, не мы, а ты бунтовщик, что меня не послушался, не заказал себе нового на власовские деньги. Твой дормез остался у Николиньки и ему бы очень пригодился — не тратился бы он по-пустому, пересылая его к тебе, и тебе теперь старый дормез чинить почти то же обойдется, что новый бы сделать. А ты поупрямился, не послушался меня, вот, а все-таки будешь в дормезе ездить. Так лучше бы в новом, а этот бы остался у Николиньки. Ведь ты один, а нас трое против тебя, то где тебе с нами справиться, когда заговор идет в пользу твоего здоровья? Как ни говори, а дормез все-таки покойнее для загородных прогулок, чем городская карета, у которой и рессоры не так мягки, и подушки не такие, и лечь в ней не лечь, как в дормезе. Прощай, Левочка, уведомь меня поскорее, получил ли ты из Власова 250 <рублей сереб-ром> для уплаты процентов 10-го июня и внес ли их в срок? Евстигней писал мне, что доставил тебе эти деньги, да тебе ли он их вручил — ты может быть о них и не знаешь? Напиши мне об этом деле поскорее. Целую твои ручки, обнимаю сестру и Соню и кланяюсь всем, кто меня помнит. Есть в Волочке жандармский офицер Грищук, который много мне делает услуг относительно моих крестьян, работающих на чугунной дороге. При случае не забудь его. Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы. Разбивка на главы введена для удобства публикации и не соответствует первоисточнику.
|
