Оглавление

Анна Николаевна Дубельт
(1800-1853)

Письма А.Н. Дубельт к мужу

Письмо 85

Стр. 161

26 мая 1852 г. Рыскино

Первые слова Филимона, когда он возвратился из Петербурга, были: «Заберегли, матушка, меня в Питере, совсем заберегли! Леонтий Васильевич, отец родной! Кажется, таких людей на свете нет. Если бы не совестно, я бы плакал от доброты его. И как он добр ко всякому! В Демидовском всякую девочку приласкает. Были фокусы, он всякую поставит на такое место, чтобы ей получше видно было». По всем рассказам Филимона, кажется не столько его обворожил Питер, как ты сам.

Стр. 162

Благодарю тебя, мой ангел, за твои милости к Филимону. Я очень чувствую, что это все для меня; будь он приказчик Кушелева или Трубецкого, ты бы о нем и не подумал, а как он мне служит хорошо и меня тешит своим усердием и преданностию, то ты оттого и «заберег» его до самого нельзя.

Показывал он мне твои подарки, ситец и отдал мне билет, что ты прибавил своих 30 <рублей серебром>, чтобы составить ему капитал во 100 рублей. «Ну как мне не служить, говорит Филимон, где ж такие господа, как у нас? Батюшка Леонтий Васильевич обещался моих положить 70 <рублей серебром> и то милость, ведь и эти деньги ваше же жалованье, а вместо 70-ти билет очутился во 100 рублей. Уж я не знал, как благодарить и ручки целовал и кланялся и все боюсь, что я мало благодарил его. Напишите вы ему, матушка, как я чувствую все его милости и как должен стараться их заслуживать, а сам не смогу высказать».

Теперь у него 180 <рублей серебром>, билеты у меня. Но скажи, Левочка, ничего ли это, что последний-то билет, во сто рублей, который он теперь с собою привез, написан на имя Филипа Федорова, а он Филимон Федоров?

Другой наш крестьянин, который хочет положить в сохранную казну 300 <рублей серебром>, называется Василий Миняев, живет теперь Новоторжского уезда в деревне Кула-ковке, а к осени переезжает Вышневолоцкого уезда в деревню Васильево. Сделай милость, когда получишь Воронины деньги, положи из них 300 <рублей серебром> на имя этого крестьянина и пришли мне билет, а этот мужичок здесь отдаст Вороне. Сверх этой суммы, что будет Ворониных, денег сюда не присылай, Лева; мне они занадобятся в Петербурге, а только наши, сколько их будет, чтобы здесь Вороне отдать.

Благодарю тебя, мой ангел, за твою готовность купить для меня молотильную машину, какие в Лигове, но она будет стоить более 400 <рублей серебром> — это сумма большая, а у тебя и без того расходов довольно. Когда буду в Петербурге, съезжу сама Лигово и эту машину посмотреть, тогда и увижу, как ее купить. Благодарю тебя за образ Св. Екатерины, как он хорош — не налюбуешься. Благодарю за бумагу и все письменные припасы, благодарю за апельсины. Какие вкусные, сладкие, сочные, это истинное наслаждение их кушать.

Буду благодарить и сестру и Соню за их горячее внимание к Филимону и за любовь к нему по той причине, что он несказанно мне предан. А и ты, Левочка, поблагодари сестру и поцелуй Соню за доброту их к моему приказчику. Если бы они нас так горячо не любили, не обращали бы внимания и на достоинства приближенных наших, а как мы с тобою и дети наши им невыразимо дороги, то и все, кто полезен нам, мил им и приятен пуще всякого.

Еще и другие наши крестьяне разутешили меня на чугунной дороге. Они стали там ь подрядчику в работу, человек двадцать, и получив задатки по 4 рубля 50 <копеек серебром> на каждого, просили жандармского офицера Грищука доставить эти деньги ко мне, 86 рубле? 50 копеек, дабы я употребила их по своему усмотрению, как я рассужу получше. Это та! восхитило подрядчика, что он прибавил им по 1 <рублю серебром> на человека за и: доверенность к своей помещице, а добрый Грищук с восторгом меня об этом уведомил, при слал ко мне эти деньги. Сумма небольшая, но для мужика она бесценна, потому что это пло( кровавых трудов его, и несмотря на то, он верит своему помещику, что он не только его н обидит, но еще лучше его самого придумает, куда эти деньги употребить получше. Не правд ли, Левочка, что такие отношения с людьми, от нас зависящими, весьма приятны?

Еще же, это также веселит меня — как скоро подрядчики набирают рабочих, то ми отбою нет, чтобы я отпустила побольше своих крестьян к ним в работу, потому-де, говоря подрядчики, что ваших людей лучше нет, послушны, смирны, работают отлично, и с ними ш никаких хлопот. А иногда этих рабочих наших людей бывает человек семидесяти и более. 1 что восхищает меня, что все это делается ласкою и добром. Опять скажу, неволею к се( никого не привяжешь, а наши люди только из-за доброго слова так стараются. Им все) страшнее прогневить меня, а мой гнев состоит в том, что я не так ласкова к тому человек который провинился передо мною, вот все мое наказание. А как они боятся этого.

Как смешно это быстрое сообщение с Петербургом; Филимон поехал в Петербург, а я Клошнево, в один день, почти в тот же час. Я приехала из Клошнева в субботу на воскресенье, в ноч

Стр. 163

а Филимон также, только позже. Поэтому все равно, что съездить в Клошнево, то и в Петербург, разница времени небольшая.

Какая примерная привязанность у Филимона; Соничка пишет мне, что она его уговаривала пробыть еще хоть один день в Петербурге, посмотреть в нем, чего не видел: «Благодарствуйте, Софья Петровна, отвечал он, буду глядеть на Питер, меня за это никто не похвалит, а потороплюсь к нашей матушке, да послужу ей, так это лучше будет». Пусть же наши западные противники, просвещенные свободные народы представят такой поступок, каких можно найти тысячи в нашем грубом русском народе, которого они называют невольниками, serfs, esclaves!* Пусть же их свободные крикуны покажут столько преданности и благодарности к старшим, как у нас это видно на каждом шагу. У них бы залезь простолюдин из провинции в Париж, он бы там и отца и мать забыл! А у нас, вот слуга в первый раз в жизни попал в Петербург и не хочет дня промешкать, чтобы скорее лететь опять на службу. Его никто не принуждает, ему в Петербурге свободнее, веселее, но у него одно в голове, как бы получше исполнить свои обязанности к помещику. Поэтому помещик не тиран, не кровопийца, русский крестьянин не esclave, как они говорят. У невольника не было бы такой привязанности, если бы его помещик был тиран. Этакая преданность — чувство свободное, неволей не заставишь себя любить.


* крепостными, рабами (пер. с фр.).

Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы. Разбивка на главы введена для удобства публикации и не соответствует первоисточнику.
Текст приводится по источнику: «Российский архив»: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв. Альманах: Вып. XI — М.: Редакция альманаха «Российский архив». 2001. — 672с.; ил.
© М.: Редакция альманаха «Российский архив». 2001
© Оцифровка и вычитка – Константин Дегтярев (guy_caesar@mail.ru)


Hosted by uCoz