|
Анна Николаевна Дубельт Письма А.Н. Дубельт к мужу
Письмо 45 Стр. 122 20-го июля 1849. Рыскино Сегодня Ильин день, Левочка, в Ильинском праздник, ярмонка, все веселы, поют песни, день чудесный, а мне просто грустно. Все меня окружающие веселы, потому что все с своими семействами, с родными, а я одна, а между тем и у меня есть семейство! В будни, когда сельские работы занимают меня, я своего одиночества не чувствую, потому что о нем не думаю, но в праздник, когда все веселятся, а я одна скучаю, невольно призадумаешься, что жаль, зачем обстоятельства пошли такой чередой, что я семейного счастья не знаю. Мы видаемся ито редко, а видно никогда жить вместе не будем. Друг от друга отвыкли, и все наши удовольствия и радости врозь пошли. Теперь уж нам никак не собраться в одно гнездышко, как то бывало прежде, в Киеве и Клепалах. Ты скажешь: мы тогда были молоды! Но есть люди и гораздо старше нас, а живут счастливо и дружно вместе. Воображаю, как ты рад был видеть Николиньку, и как он также был счастлив, что мог обнять тебя. Очень порадовали меня его и твои рассказы о милостях к нему царской фамилии. Приятно также, что он получил Австрийского Леопольда. А скажи, пожалуйста, можно ли носить этот орден в России? Я, кажется, писала тебе, что наши оба старосты и все дворовые служили молебен за сохранение жизни и здравия детей наших. Ты мне ничего на это не отвечал, но ведь правда, что тебя тронула такая их привязанность к молодым господам своим, а вместе с тем и к нам? А как я довольна своими старостами и крестьянами, этого пересказать нельзя. Что за народ! Это чудо! 23 июля Ну хорошо, Левочка, что ты написал ко мне, чтоб я замуж не выходила, а то ты расплачешься, как плакал во сне о моем замужестве! Не напиши ты мне о своих слезах, ведь я уж было совсем замуж собралась, — женихов слишком много. Теперь уж всем откажу, не хочу, чтоб ты плакал. Шутки в сторону, а этот сон нехорош. Ты видел, что я замуж вышла, и плакал. Теперь для меня жених — гробовой камень, и если сны сбываются, так твой сон значит, что я умру, а ты обо мне поплачешь. Ну, да ведь и за гробом жизнь, да еще и лучше. Во всем юля Божия. А вот это уж в самом деле и наяву очень нехорошо, что твои люди так глупо отказали князю Воронцову44. Я боюсь, чтобы он не стал на тебя сердиться. Мне кажется, Левочка, что тебе бы надо себя успокоить, нанять хорошего, умного надежного человека, которому бы не пожалел жалованья большого и которого бы взял по хорошей рекомендации. Это несносно проводить жизнь свою с дураками. Но я удивляюсь, что Александр оказался глуп. Хозяин, у которого он учился портному мастерству, не мог им нахвалиться; а также и то малое время, которое он пробыл у меня до отъезда своего в Петербург, я не могла нарадоваться его стараниям угодить мне, его примечательностию и желанием исполнять свою должность как можно лучше. Конечно, ему дела было у меня немного, но все-таки я никак не думала, по его приемам, чтобы он был так глуп, как ты пишешь. А уж с этим я согласна, что ничего не может быть несноснее, как глупые слуги. Про Сидора и говорить нечего, тот, я всегда находила, примечательно глуп, но жаль и больно, что и Александр не умнее его, и что ты так неприятно окружен. Хорошего камердинера найти очень трудно, и, я думаю, можно такого человека отыскать только между людьми, жившими в хороших домах и хорошо знающих трудную науку служить в господском доме и покоить хозяина каждую минуту, в каждой мелочи. В старину люди были крепче, усерднее, исправнее и притом составляли как бы часть семейства своих господ. Тогда и бывали дворецкие, камердинеры, даже буфетчики необыкновенные, но теперь всяк думает о себе, и никто о своем господине позаботиться не хочет. Вот, и я чрезвычайно довольна своими людьми, но как сравнить, сколько комнатная прислуга служит мне хуже старост моих и крестьян. Я это себе объясняю так, что посвящать жизнь свою мелочам труднее, чем важным делам. Старосты, крестьяне, все занимаются делами видными, значительными; оно им и самим любо, как их работа скоро и хорошо идет. А в комнате, около господ, все мелочи, которые, однако же, требуют постоянного напряжения, терпения, усердия, деятельности. Вот оно и наскучит, тем более, что нынче всякий лакей смотрит в императоры или по крайней мере в президенты какой-нибудь республики. Хотя, может быть, Сидор и Александр и не имеют намерения сбить с места Людовика Наполеона, но все-таки им кажется, что они ничем не хуже ни его, ни Стр. 123 князя Воронцова, и это князю Воронцову как нельзя легче можно отъехать от твоего подъезда по их предписанию. А все-таки, Левочка, тебе надо завести у себя хоть одного человека поумнее и подельнее, чем твои лакеи. Ты на таком месте, что может к тебе и наследник вдруг заехать, и с ним то же сделают, что с Воронцовым. Еще же мне кажется, мой ангел, что ты напрасно отказываешься от чести, которую хотят тебе сделать. Если Воронцов к тебе приехал, так верно от того, что хотел быть у тебя; иначе он прислал бы тебе карточку. То если бы ему и сказали, что тебя дома нет, все бы он мог догадаться, что это неправда, и все был бы недоволен. Лучше в другой раз прими его и вырази ему свою благодарность за сделанную тебе честь его посещением. Извини меня, дорогой и милый Левочка, что я себе позволяю тебе давать советы, когда ты житейские дела знаешь несравненно лучше моего. Но мне как кажется, так я и говорю; а это уж твое дело принять мое рассуждение или его прогнать. Кто-то прислал мне в Рыскино два великолепных подносика, синие, с золотыми узорами, — такие подносики, что не стыдно и у князя Воронцова в Алупке подавать. Не знаю, какая причина занесла их сюда, а получила я их из Выдропуска. Ты ли это прислал или брат Павел Матвеевич, а в Выдропуске отдала на мое имя, должно быть, сестра Екатерина Николаевна. Кто из вас подарил мне их, тому бью челом и благодарю сто раз, только я таких парадных вещей не стою. Они пролежат у меня взаперти до моей смерти. Но благодарю премного за память*. Ты скажешь, Левочка, так зачем же теперь и писать? Лучше же и написать, когда рабочая пора пройдет, если теперь нельзя трогать с места старосту и крестьян, чтобы севу не помешать. Вот видишь, Левочка, оно бы и так, но рабочая пора пройдет в сентябре месяце, а до тех пор, если это правда, что староста худо поступает, крестьяне могут взбунтоваться. От этого я и прошу тебя теперь написать и попросить, чтобы принять меры, дабы старосту унять или крестьян, ежели они напрасно на него жалуются и доносят. Для этого можно послать в имение хорошего унтер-офицера, честного, которого бы подкупить было нельзя, и пока работы не позволяют вызвать старосту из имения, по крайней мере что-нибудь узнали бы достоверное о его поведении. Оттого обо всем этом прошу тебя, мой ангел, что я думаю в этой просьбе ничего нет противузаконного. Жандармы для того и размещены по губерниям, чтобы наблюдать за общественным порядком; а порядок того требует, чтобы в имениях начальник, то есть староста, управлял справедливо, а крестьяне ложно бы на него не жаловались. Поэтому я полагаю, что твое письмо к тульскому штаб-офицеру не может нанести тебе никакой неприятности. 25-го июля Опять просьба. Сосед здешний Иван Александрович Чевакинский. который отпускает крестьян своих на волю, пишет ко мне сегодня, что дело его из Твери опять отправлено к министру внутренних дел4315-го июля, за № 699, и просит тебя опять похлопотать о дальнейшем ходе его бумаг. Я все боюсь за него, чтобы он еще заживо не остался без крестьян и земли; и его будет жаль, и нам покою не будет, хлопочи тогда за него. Он отпускает крестьян на волю, с землею, но с тем, чтобы они принадлежали ему и были в полном повиновении, пока он жив; а в бумаге министра сказано, что сей час по утверждении договора они уже не крепостные, а «государственные крестьяне, водворенные на собственных землях». Как же будет жить помещик до своей смерти? Отчего же за его благодеяние его вдруг лишают имения, которое принадлежало бы ему до смерти, если б он не сделал такой милости своим крестьянам? Это что-то для меня очень бестолково. Как же надо делать, чтобы бездетному человеку и крестьян после смерти выпустить на волю и самому до смерти не остаться нищим? 26-го июля Воображаю, каково тебе, Левочка, заседать в следственной коммисии46 и судить этих взбалмошных людей с их передовыми понятиями. Если нет вреда никакого, нельзя ли тебе написать, что затеяли эти сумасшедшие и чего они хотели? Неужели им нравятся заграничные беспорядки? Неужели они того же хотели и у нас? И все должны быть молокососы или люди бездомные, * Следующая часть письма отсутствует (прим. публ.). Стр. 124 которым некуда главы преклонить. Напиши, пожалуйста, нет ли тут знакомых, и целы ли сыновья Алек<сандра> Ник<олаевича> Мордвинова. Пожалуй, и они чуть попали; ведь и они тоже с передовыми понятиями. А скажи, Левочка, все эти господа очень виноваты, или только пустая блажь у них? И неужели между ими есть умные люди? Должно быть все совершенные дураки. Прощай, Левочка, целую твои ручки; брату Павлу Матвеевичу от меня поклонись. Сделай милость, перешли Николиньке прилагаемое письмо. Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы. Разбивка на главы введена для удобства публикации и не соответствует первоисточнику.
|
