|
Д. В. Душенкевич Из моих воспоминаний от 1812 до 1815 года Анекдоты 1-й. Маленькое варварство. Когда остановили нашу дивизию для отдохновения в окрестности г. Вильно 1812-го г., солдаты наскоро устроили русскую целебницу, какую-то лачугу-баню; при мне тогда находились служителями денщик Иван и италианской гвардии сержант Винцентий Лоренсоти, взятый мною на походе с отмороженною ногою; видный, услужливый италианец был веселого нрава, честен, говорил хорошо по-французски и готовил изрядно несколько национальных своих блюд; две последние способности его меня интересовали, которыми пользовался вместе с прочими похвальными качествами; он у меня был сбережен и совершенно выпользован. В благодарность за то забавлял всегда охотно наше товарищество, между прочими услугами, ариями своими. В одно утро фельдфебель предложил мне баню, им выхваляемую, уже опаренную и прекрасную; с радостию приняв такую услугу, которую вес мы, неизнеженные, признаем полезною, роскошною негою, то есть распарить донельзя, особливо после таких трудов, какие только что прекратили совершать, — было прямо клад. В минуту Иван и Лоренсоти сели со мною на саночки и скоро очутились пред небольшою, с сенями избушкою, обращенною в так названную баню; сени были настланы по колени свежею соломою, следовательно встреча роскошная; я, мигом разоблачась, приказав не отставать за мною италианцу, кинулся по привычке нетерпеливо в баню и на верхней лавке, вместо полки устроенной, начинал блаженствовать, беспрерывно призывал своего Лоренсоти поспешить в столь приятную врачебницу. Солдаты, желая угодить начальнику, живо раздели никогда не бывавшего в русской бане огромного италианца, отворили низенькую дверь и толкнули его ко мне; не успели запереть ее, а он, подняв наклоненную голову свою, паром охваченную, как ринулся весь наземь, соломою покрытою и, протянувшись, во всю баню ревел не по-человечески лежа ниц; пришед в себя, поднял несколько голову и, простирая руки ко мне, моющемуся, над ним смеясь, с приглашением наверх, Стр. 133 умолял меня жалобно, с гримасами уморительными, не убивать ни себя, ни его. «Это сущий ад! — кричал он. — Куда мы попали? Что вы с собой делаете? Ради Бога, уйдите отсюда, или я вас насильно вынесу!». Я, Иван и солдаты валялись от смеха над помешавшимся, а в довершение приказал мыть его, лежащего, насильно, поддав пару. Солдаты русские рады услужить 15-летнему своему командиру, принялись вдруг за работу; италианец кряхтел под их дюжими руками, ворча по-своему и вскрикивал, кажется, незавидные благодарности за сию услугу; когда же брошенная вода на раскаленные каменья, сделав свой выпал, зашипела и пар туманным облаком, быстро заклубясь, охватил усиленным жаром бедного италианца, он завопил сквозь слезы: «Боже мой, Боже мой! Вы мне спасли жизнь от морозов, а отнимаете ее в этом тартаре! Ради Бога, пустите меня!» Сцена была забавная, Лоренсоти предался судорожным конвульсиям, но, когда начали его поливать попеременно то теплою, то холодною водою, то есть окачивать, он кричал пронзительно, как бешеный, после чего приказ дан выпустить, одеть хорошенько и отправить его на квартиру, вскипятить чайник, пока возвращусь. Там италианец встретил меня упреками, но добрый стакан чаю, а потом другой пуншу смягчили [его] совершенно; он почти признал пользу русской бани, жалея только о непривычке своей, и затянул презабавную флорентийскую арию. 2-й. Ординарец при генерале Сакене 5-го октября 1813-го г. корпусной командир генерал Сакен, отдавая приказание генералу Неверовскому о взятии ретраншементов и занятии части форштата г. Лейбцига под чудною музыкою часто перелетающих над нами гранад и ядер; разослав всех своих офицеров-ординарцев и адъютантов с распоряжениями, надобность послать одного к гр. Ливену заставить его вспомнить, что К.О., при нем находящийся, еще никуда не послан. «К.О.!» — закричал корпусной командир, но его не было; призыв повторяется, его нет. «Да где же он?» — гневно вскрикнул корпусной командир и, обратясь, завидел его, маленьким скоком уклоняющегося к линии обозной. Генерал Сакен приказал У.О., догнав, воротить к нему К.О., которого встретил вопросом: «Ты куда, К., отлучился без моего повеления?» — «Ваше превосходительство, — робко отвечал К., держа в руках очки, — я за очками ездил, забыв их в своем вьюке». Генерал иронически возразил: «Вот тут-то тебе очёк и не нужно, теперь без них все десятерится; а вперед ни за чем не смей уезжать без моего повеления». 3-й. Польза приказов, читаемых солдатам Корпус генерала Сакена в 1813-м г. стоял биваками дней 10 у монастыря Мориенштерн, в продолжение коих войска продовольствовались фуражировкой по окрестностям. При всех старательных распоряжениях, чтобы в произведении оной не было нарушено спокойствие жителей, дошла, однако, жалоба, что иногда фуражиры берут немолоченную рожь и другие хлеба снопами, в отвращение чего была дан по корпусу приказ отнюдь того не делать под ответственностью неминуемо взысканий, и приказ тот велено прочитать пред ротами и эскадронами в известность Стр. 134 каждому и исполнение. Случилось так, что в тот самый день, как приказ прочитан в войсках, корпус вечером двинут к Эльбе; идя в темную ночь, мы ехали за дивизионным генералом Неверовским по-над дорогою. Время клонилось к полуночи, когда генерал Сакен со своим корпусным штабом присоединился к нам. Корпусной командир с некоторыми генералами разговаривали тихо о случае движения, мы же, следуя за ними, дремали на лошадях меж наклоненными идущей колонны штыками. В такое время обыкновенно солдаты ведут свои беседы сурьезные, иногда весьма забавные прибаутки для прогнания налегающего сна, без всяких замечаний и осторожности в словах; много пролетало солдатских красных слов мимо ушей наших, между коими слышан стал внимательный разговор следующий: «А что, ребята, читали ли вам сегодня приказ? «— «Читали, а вам?» — «Тоже читали, да что-то не больно слышно было». — «А какой и о чем тот приказ? Кто, ребята, лучше вслушался аль ближе стоял, расскажите-ка». — «Ну, да мы его до слова слышали, — сказал голос басистый в густоте колонны. — Вишь, немцы-то рассердились на наших фуражиров, да и пришли с жалобою к корпусному». — «За что же они-то рассердились?» — «А вот за что: видишь, немцы хитер народ; уж хоть наш брат будь тише воды, ниже травы, дай пожаловаться, хоть выдумать, авось лучше будет, — насказали, вишь, будто наши ребята забирают нарочно ржаную солому, а у них-то не по-нашему, ржи мало больно, ну корпусной и дал приказ: борони Бог брать рожь молоченую и немолоченную, а все только, вишь, брали бы одну пшеницу». — «Эх, мудры немцы! — заворчали многие. — Было бы о чем жаловаться, вить пшеничка-то лучше, а нам, пожалуй, все равно». — «Уж мудры! — и, конечно, нам все равно», — подтвердило много голосов. Генералы наши и мы, знавшие силу содержания приказа, повалились от смеха на седла: как полезны приказы, ежели оные не внушены подчиненным надлежаще. 4-й. Встречи редкие 1814-го г. в прекрасном г. Нанси, по случаю прибытия гр. Ланжерона с корпусом, дан был в доме, занимаемом генерал-губернатором Алопеусом, бал; блистательное общество собралось, дамы сидели вокруг пространной гостиной; мужчины, столпясь в общую кучу, иные ротозеяли, другие острили, многие прислушивались. Француженки из своего туалета изгнали всю пестроту, все беленькие, с букетами или гирляндами бесподобных цветов; между ими сидели три дамы рядом, совсем иначе богато одетые, и сложением также отличались; стоя в общей толпе, я заметил товарищам, что эти, так важно убранные дамы должны быть россиянки, и по молодости говорил слишком неосторожно; близь меня стоявший медик, лет 40-ка, с Анной на шее, узнав мою фамилию от товарищей моих, обращаясь ко мне, сказал: «Вы правы, эта, по левую сторону графини сидящая, моя жена, ваша землячка Угр. Мы весьма были знакомы в доме родителей ваших; прошу теперь танцевать с нею». Я, озадаченный, по неловкости светского обращения, едва мог извиниться, что имею здесь своих хозяек маркиз Дурш, которым обязан быть неотступным кавалером и проч. ... Начались танцы; беспрерывно продолжались; я очень устал, а Стр. 135 потому вошел в столовую, прохладную комнату, чтобы отдохнуть; там никого не было, на диване, у двери, ведущей к танцовальной зале, почти развалясь, отдыхал, любуясь убранством комнаты, в голове уже носились полувоздушные призраки, на паркете кружащиеся; находясь в забвении совершенном, не заметил, что предо мною стояла по-французски разодетая, молодая, прелестнейшая брюнетка, и, не слыша два года русского слова из уст женских, подобно грому вдруг поражен был неожиданным ее участием: «Как вы устали; вы прекрасно сделали, уделя несколько минут на отдохновение». Я вскочил, оторопленный, не веря ни слуху, ни зрению; она поняла и тотчас подхватила с необъяснимою приятностию: «Вас, конечно, удивляет мнимая француженка, говорящая так твердо по-русски, вашим и моим природным языком. Я вам землячка, из Москвы, здесь восхищающаяся славными соотечественниками моими, жителька Нанси, которая надеется иметь удовольствие видеть вас у себя в доме; теперь моя фамилия Роге» — романтическая история которой москвичам весьма известна. С удовольствием, на русский лад, мы проводили в их доме время бесподобно. Стр. 136
Оцифровка и вычитка - Константин Дегтярев, 2004 Текст
соответствует изданию: |
|
|
