Оглавление

Н.А. Саблуков[i]

ЗАПИСКИ

В эпоху кончины Екатерины и вступления на престол Павла[ii] Петербург был, несомненно, одной из красивейших столиц в Европе <...>

Внезапная перемена, происшедшая с внешней стороны в этой столице в течение нескольких дней, просто невероятна. Так как полицейские мероприятия должны были исполняться со всевозможной поспешностью, то метаморфоза совершилась чрезвычайно быстро, и Петербург перестал быть похожим на современную столицу, приняв скучный вид маленького немецкого города XVII столетия.

<...> Павел всюду ввел гатчинскую дисциплину <...> Малейшее нарушение полицейских распоряжений вызывало арест при одной из военных гауптвахт, вследствие чего последние зачастую бывали совершенно переполнены.

<...> Много полковников, майоров и других офицеров были включены в состав гвардейских полков, и так как все они были лично известны Императору и имели связи с придворным штатом, то многие из них имели доступ к Императору, и заднее крыльцо дворца было для них открыто. Благодаря этому мы, естественно, были сильно вооружены против этих господ, тем более что вскоре мы узнали, что они занимались доносами и передавали все до малейшего вырвавшегося слова.

Из всех этих лиц, имен которых не стоит и упоминать, особенного внимания, однако, заслуживает одна личность, игравшая впоследствии весьма важную роль. Это был полковник гатчинской артиллерии Аракчеев, имя которого, как страшилища Павловской и особенно Александровской эпохи, несомненно, попадет в историю. По наружности Аракчеев походил на большую обезьяну в мундире. Он был высокого роста, худощав и мускулист, с виду сутуловат, с длинной тонкой шеей, на которой можно было бы изучать анатомию жил и мускулов и тому подобное. В довершение того он как-то особенно смарщивал подбородок, двигая им как бы в судорогах. Уши у него были большие, мясистые; толстая безобразная голова, всегда несколько склоненная набок. Цвет лица был у него земляной, щеки впалые, нос широкий и угловатый, ноздри вздутые, большой рот и нависший лоб. Чтобы закончить его портрет, скажу, что глаза у него были впалые, серые и вся физиономия его представляла страшную смесь ума и злости. Будучи сыном мелкопоместного дворянина[iii], он поступил кадетом в артиллерийское училище[iv], где он до того отличался способностями и прилежанием, что вскоре был произведен в офицеры и назначен преподавателем геометрии. Но в этой должности он проявил себя таким тираном и так жестоко обращался с кадетами, что его перевели в артиллерийский полк, часть которого вместе с Аракчеевым попала в Гатчину.

В Гатчине Аракчеев вскоре обратил на себя внимание Павла и, благодаря своему уму, строгости и неутомимой деятельности, сделался самым необходимым человеком в гарнизоне, страшилищем всех живущих в Гатчине и приобрел неограниченное доверие великого князя. Надо сказать правду, что он был искренно предан Павлу, чрезвычайно усерден к службе и заботился о личной безопасности Императора. У него был большой организаторский талант, и во всякое дело он вносил строгий метод и порядок, которые он старался поддерживать строгостью, доходившею до тиранства. Таков был Аракчеев. При вступлении на престол Императора Павла он был произведен в генерал-майоры, сделан шефом Преображенского полка и назначен петербургским комендантом. Так как он прежде служил в артиллерии, то он сохранил большое влияние на этот род оружия и, наконец, был назначен начальником всей артиллерии, в каковой должности оказал большие услуги государству.

Характер его был настолько вспыльчив и деспотичен, что молодая особа, на которой он женился, находя невозможным жить с таким человеком, оставила его дом и вернулась к своей матери[v]. Замечательно, что люди жестокие и мстительные обыкновенно трусы и боятся смерти. Аракчеев не был исключением из этого числа: он окружил себя стражею, редко спал две ночи кряду в одной и той же кровати, обед его готовился в особой кухне доверенною кухаркою (она же была его любовницею)[vi], и когда он обедал дома, его доктор должен был пробовать всякое кушанье, и то же делалось за завтраком и ужином.

Этот жестокий и суровый человек был совершенно неспособен на нежную страсть, но в то же время вел жизнь крайне развратную. Тем не менее у Аракчеева было два больших достоинства. Он был действительно беспристрастен в исполнении суда и крайне бережлив на казенные деньги. В царствование Павла Аракчеев был, несомненно, из тех людей, которые возбудили неудовольствие общественного мнения против правительства; но Император Павел, по природе человек великодушный, проницательный и умный, сдерживал строгости Аракчеева и наконец удалил его[vii]. Но когда после смерти Павла Император Александр снова призвал его на службу[viii] и дал его влиянию распространиться на все отрасли управления, причем он на деле сделался первым министром, тогда Аракчеев поистине стал бичом всего государства и довел Александра до того шаткого положения, в котором он находился в минуту своей смерти в Таганроге и которое разрешилось бунтом, вспыхнувшим при вступлении на престол Императора Николая[ix], первою мерою которого для успокоения умов было увольнение и удаление графа Аракчеева. <...>



[i] Саблуков Николай Александрович (1776—1848) — с 1792 г. унтер-офицер Конногвардейского полка, в 1799 г. полковник и командир эскадрона; пользовался доверенностью Павла I и ни разу не подвергся опале. После цареубийства U марта 1801 г. — начальник караула при императрице Марии Федоровне в Павловске; в сентябре 1801 г, вышел в отставку с производством в генерал-майоры, В 1806—1809 гг. вновь на службе (в Адмиралтейств-коллегии); участник войны 1812 г. После окончательного выхода в отставку (1813) жил преимущественно в Англии. «Записки» впервые напечатаны по-английски в 1865 г. в лондонском журнале «Fraser's Magazine for Town and Country»; по-русски, в отрывках: РА. 1869. Стб, 1871—1951. Здесь печатаются в переводе К.А. Восн-ского по: Цареубийство 11 марта 1801. СПб.. 1907. С. 27-28, 34-37.

[ii] После смерти Екатерины II (6 ноября 1796 г.) императором стал Павел I.

[iii] Аракчеев Андрей Андреевич (ум. 1796) в 1750-е гг. служил в Преображенском полку, с 1762 г. в отставке в чине поручика. У него было семеро сыновей (четверо из них умерли в младенчестве) и четверо дочерей, ни одна из которых не дожила до взрослых лет. Сохранилась записка великого князя Павла Петровича к А. (август 1796) с соболезнованием по поводу кончины отца: «Зная мое расположение к себе, не можете сумневаться об участии моем, тем более, что я его знал и был человек старого шлагу [т.е. склада — от нем. der Schlag). Боже, утеши вас» (PC. 1873. № 4. С. 486).

[iv] Имеется в виду Артиллерийская (Пушкарская) школа, основанная в Москве в 1701 г. Ее старший класс — Инженерная школа — в 1712 г. стал отдельным учебным заведением, а в 1723 г. был переведен в Петербург и слит с учрежденной там в 1719 г. новой Инженерной школой. В 1731 г. в столице возникла новая Артиллерийская школа. Школы были объединены в 1758 г. по проекту П.И. Шувалова; их преобразование в кадетский корпус, названный Артиллерийским и Инженерным шляхетным, относится к 1762 г. В марте 1800г. корпус был переименован во 2-й кадетский.

[v] С 4 февраля 1806 г. А. был женат на Наталье Федоровне Хомутовой (1783-1842), дочери генерал-майора Ф.Н. Хомутова, дослужившегося до этого чина из сдаточных рекрут; в день свадьбы она получила фрейлинский шифр и Екатерининский орден 2-й степени. Упоминания о ней часты в письмах А. родственникам и близким знакомым за 1806 г.; см., например, письмо к П.И. Корсакову от 2! апреля: •<...> любовь и дружба ее есть единое мое исканное в ней благополучие, чего я единственно прошу от Всевышнего, а без оного, по чувствительному моему характеру, я не могу быть здоров и счастлив» (BE. 1870. № 5. С, 473); однако уже в следующем году ее имя исчезает из писем. Оставив мужа, графиня А. жила в своем поместье Липные Горки в Тихвинском уезде Новгородской губернии (Отто. № 1. С. 97). Существует еще одна версия разъема супругов: «Относительно причин, послуживших поводом к разлучению графа A.A. Аракчеева с женою, вот что передавал Д.А. Иванов со слов лица, слышавшего этот рассказ от графа П.А. Клейнмихеля Граф Алексей Андреевич, как известно, был женат на Наталье Федоровне, урожденной Хомуговой. Несогласие супругов во взглядах на жизнь и известные светские отношения, конечно, проявлялись нередко, но жена должна была подчиняться воле своего деспота-су прута и не находила этого чем-либо необычайным, так как симпатии ее и антипатии для него были безразличны. Декорум брачного сожития, однако, сохранялся, пока графу не представилось случая убедиться, что сожительство с подобной супругою для человека, стоящего у кормила государственного управления, не вполне удобно. Обстоятельство это заключалось в следующем, До сведения графа Аракчеева дошло, что обер-полицеймейстер города С.-Петербурга, получивший 100 000 р. экстраординарной суммы на секретные расходы, тратит ее совсем на другие надобности, с интересами службы ничего не имеющие, и он доложил об этом государю императору Александру Павловичу. Последовало высочайшее повеление обревизовать расходы экстраординарной суммы Аракчееву лично, и он потребовал к себе все книги и дела по тому предмету. Каково же было его изумление, когда он самолично удостоверился из записей по книге экстраординарных расходов, что его супруга два раза получила из этой суммы по 5000 руб. Вне себя он приказал камердинеру позвать к себе Наталью Федоровну, и когда та вошла в кабинет, встретил ее словами; «Вы, сударыня, изволите брать взятки с полиции?» — -Какие взятки? Что вы говорите? я не понимаю«, — отвечала растерявшаяся графиня. «Я говорю, что вы получили от обер-полицеймейстера два раза по 5000 рублей». — «Да, получила, но я взяла их по просьбе маменьки, ей были деньги очень нужны...* Но граф, в пылу негодования, не позволил ей продолжать более и гневно высказал: «Женщина, состоящая на содержании тайной полиции, не может более оставаться у меня в доме. Извольте убираться куда хотите! Час лаю вам на сборы и чтобы духа вашего у меня не пахло!» И Наталья Федоровна прямо из кабинета отправилась к своей матери Дарье Алексеевне Хомутовой, у которой и жила остальное время жизни. Духа ее больше у графа A.A. Аракчеева в доме и не пахло. Но что бы там ни говорили, а всемогущий временщик с своей точки зрения был прав« (Мартьянов П.К. Дела и люди века. Отрывки из старой записной книжки, статьи и заметки. СПб., 1893. Т. 2. С. 190—191. Иванов Дмитрий Андреевич — обер-провиантмейстер, действительный статский советник, в 1840-х гг. служил в новгородских округах пахотных солдат — бывших военных поселениях). История женитьбы и разрыва А. с женой излагается также в »Записках» И.С. Жиркевича, «Припоминаниях...» H.H. Муравьева и «Воспоминаниях старика» Н.И. Греча (см. ниже).

[vi] Речь идет о Настасье Федоровне Минкиной (р. 1780-е гг.; убита грузинскими дворовыми 10 сентября 1825 г.), экономке А. с 1798 г. По свидетельству самого А., он купил ее «от помещика Шляттера, узнав о продаже <…> из с.-петербургских газет». Минкина «находилась в доме <...> 27 лет, начала получать жалованья по 300 руб. в год и по мере ее усердия и привязанности получала последние годы 2400 руб.»; зимы проводила в Петербурге, остальное время года — в Грузине, где в знак благодарности к ней в 1806 г. была установлена .на особой поляне, недалеко от каменного дома, чугунная ваза» (Языков. Стб. 1483). Во второй половине 1810-х гг. А. обеспечил ей (по-видимому, посредством фиктивного брака) дворянство под фамилией Шумская. Через несколько дней после ее кончины он писал: «Двадцать два года спала она не иначе, как на земле у порога моей спальни, а последние пять лет я уже упросил ее ставить для себя складную кровать. — Не проходило ни одной ночи, в которую бы я, почувствовав припадок и произнеся какой-нибудь стон, даже и во сне, чтобы она сего же не услышала, и в то же время входила и стояла у моей кровати, и если я не проснулся, то она возвращалась на свою, а если я сделал оное, проснувшись, то уже заботилась обо мне <„.>. — Во все 27 лет ее у меня жизни, не мог я ее никогда упросить сидеть в моем присутствии, и как скоро я взойду в комнату, она во все время стояла <...> Она была столь чувствительна, что если я покажу один неприятный взгляд, то она уже обливалась слезами и не переставала до тех пор, пока я не объясню ей причину моего неудовольствия» (Описание происшествия по смертоубийству в Грузине [подробное изложение обстоятельств смерти Минкиной, составленное А. по просьбе Александра I и отосланное в Таганрог 26 октября 1825 г.) // PC. 1900. N° 4, С. 15-17). Двенадцать писем ее к А. (за 1816 и 1819-1820 гг.) см.: РА. 1868. Стб. 1656-1672; в их принадлежности Минкиной усомнился позднее М.И. Семевский, автор биографического очерка о ней: «Дело не в грамматических ошибках, а в самом литературном складе писем, слишком уже высоком для такой личности, как Настасья Минкина. <...> не сочинял ли эти письма кто-нибудь из настоящих сердечных избранников Настасьи, которые как готовые та уже переводила на свои каракули, так глубоко трогавшие и приводившие в восхищение Аракчеева? (PC. 1884. I* 3. С. 497; очерк подписан криптонимом В.); еще два письма см.: Российский архив. Вып. 2-3. М., 1992. С. 77-79.

[vii] В царствование Павла I А. был в опале дважды: с февраля по август 1798 г. (об этом см. «Записки» Е.Ф. фон Брадке) и с октября 1799 г. (см. воспоминания П.П. фон Геце) до смерти императора.

[viii] 26 апреля 1803 г. Александр писал А.: «Алексей Андреевич! Имея нужду видеться с вами, прошу вас приехать в Петербург» (Александр. Т. 2. С, 557).

[ix] Имеется в виду восстание 14 декабря 1825 г.

 Оцифровка и вычитка - Константин Дегтярев, 2003

Публикуется по изданию: Аракчеев: Свидетельства современников М.: 2000
© Новое литературное обозрение, издатель, 2000
© Е.Э. Лямина, вступительная статья, 2000
© Е.Е. Давыдова, Е.Э. Лямина, комментарии 2000

Hosted by uCoz