Стр. 414

Когда я имел честь быть у принцессы Елизаветы в прошедшее воскресенье, то исполнил ея сильное желание, вручив полученные мною печатные экземпляры русскаго перевода шведскаго манифеста. Радость от чтения его равнялась ея нетерпению. Я убеждал беречь

Стр. 415

их до развязки, а между тем списать множество копий для распространения их между своими приверженцами, однако так, чтобы они не могли попасться. Такой совет был одобрен, его приняли, и на подготовленные таким образом умы произведено только лучше впечатление, когда вчера утром читали собравшимся пред дворцом Елизаветы гвардейцам печатные манифесты, на которых подпись и печать гр. Левенгаупта еще более внушали доверенность.

Преследования, ежедневно испытываемыя принцессою Елизаветою от гвардейцев, побудили возвратиться к предмету, о котором так часто разсуждали, хотя я это проходил молчанием. Слишком важное обстоятельство — сохранение этой принцессы и желание узнать начальников, которых не предвиделось — принудило меня снова предложить мнение, чтобы она не щадила ничего для удержания порывов своих приверженцев и чтобы последние подчинились ожиданию на время, необходимое для принятия всех мер, которыя укажет благоразумие. Но видя, что принцесса не имела вовсе покоя, и что из волнения, которым была объята, происходило безпрерывное колебании ев ней, я остановился на двух главных обстоятельствах и воспользовался всею доверенностью, которую она изволила мне выказывать, чтобы убедить ее: первое — увеличение ея славы от предварительнаго соглашения, которое нужно ей иметь с Франциею, а чрез это и с Швециею, так как содействие столь почтенных держав могло дать только более веса принимаемой ею решимости. Все это для того, чтобы его величество и Швеция, в случае счастливаго успеха, имели свою долю заслуги в том.

Вы увидите, милостивейший государь, из копии, приложенной при этом письме к Mондамеру, что принцесса Елизавета, с самаго начала одобрившая такое решение, потом совершенно содействовала ему. Вто-

Стр. 416

рое обстоятельство заключало в себе два: одно — живо возбуждать мужество принцессы Елизаветы, а оно, как я знал чрез повереннаго, было не одинаково твердо во все времена; другое — преподать средства к ея безопасности таким образом, чтобы принцесса Елизавета была обезпечена и в то же время питала бы недоверие ко всем отъявленным врагам Франции. Чтобы исполнить касающееся перваго предмета, признаюсь, я сочинил аргумент, который и пустил в ход (j'аvоuе quе jе fоrgеаi l’аrgumеnt quе j'еmрlоyаi). Я сначала дал знать принцессе, что моя привязанность к ней не дозволяет мне скрывать, что нерешительность в некоторых случаях может иметь самыя вредныя последствия. Доводы, которыми она опровергала мое мнение, допускали мне только внушения, требуемыя пользою ея службы. «Вы вынуждаете меня, сказал я, не скрывать ничего об опасности, которой подвергаетесь. Знайте, что по сведениям, полученным мною из хорошаго источника, дело идет о заключении вас в монастырь. Вы бы уже там были, когда бы некоторыя обстоятельства толу не помешали — только очень ясно, что эта отсрочка не будет продолжительна. Следовательно, даже в случае неуспеха предприятия, вы рискуете только испытать может быть несколькими месяцами ранее участь, которая вам предназначена и которой, благодаря принятым мерам, вы не в состоянии более избежать. Разница только в том, что оставаясь в бездействии, заставляете падать духом ваших друзей; тогда как выказывая мужество, вы сохраните себе приверженцев, а ваше несчастие только воодушевит их более к отмщению, чтобы избавить вас от погибели тем или другим образом. Принцесса Елизавета, пораженная такою будущностью, старалась увериться в сообщенном мною сейчас обстоятельстве; мои ответы убедили ее

Стр. 417

в том, что я говорил. Она выражала мне безграничную признательность за то, что я, до сих пор удерживая ее, в настоящую минуту делаю противное, чтобы лучше услужить ей, и обещала, что кровь Петра І не обманет», так как ее хотят вывести из терпения.

Тогда-то, чтобы приступить ко второму предмету, я остановился преимущественно на всем, что касалось безопасности принцессы и следовательно на стойкости и верности, которыя могут выказать солдаты, лишенные своих офицеров, особенно, когда последние придут и когда их присутствие может легко испугать и разсеять солдат. Из всего сказаннаго мне по этому предмету, я увидел с удовольствием, что эти солдаты, воодушевленные духом свободы и ненавистыо к чужеземцам, и при том будучи по большей части дворяне, были способны поддержать принятую ими решимость и в особенности обходиться без своих офицеров и убивать всех тех, которые не захотят за ними следовать (еn sе раssаnt dе lеurs оffiсiеrs, dе tuеr tоus сеuх qui nе vоudrоnt раs lеs suivrе). Я особенно настаивал, чтобы более и более старались убедиться в прочности такого намерения. «Если вы, прибавил я принцессе, имеете причины быть вполне убежденною в том, то должны, не колеблясь более, положиться на них и предать себя совершенно в их руки. Такая доверенность усилит их усердие. Уговорились, что принцесса сверху наденет кирасу, для предупреждения всякаго покушения на ея особу: однако она ею не воспользовалась. Было также решено, что, когда наступит минута действия, она отправится в казармы, чтобы собрать более народа, а отсюда Прямо на гауптвахту царскаго дворца. Для большей уверенности гвардии, она лично воодушевит ее следовать за нею, и по этой же причине успех будет только быстрее,

Стр. 418

так как при ней может быть менее противодействия, а оно, вызвав пролитие крови, уменьшило бы и удовольствие, и славу, необходимыя для принцессы, чтобы увенчать это дело. Я дал заметить, что не одними этими предосторожностями должно ограничиться и будет чрезвычайной напр. важности, чтобы как только захватят царя, принца брауншвейгскаго и правительницу, то овладеть знаменами гвардейских полков, всегда находящимися во дворце государя, и отнести их к принцессе — чрезмерное уважение солдат к своим знаменам может, как возмутить их там, где этого не успеют сделать, так и присоединить их к принцессе. Еще более будет важно для спокойствия, когда те, которые из слишком рабской приверженности к чужеземному правительству, были врагами принцессы и могли бы, по своему положению, повредить ей, были арестованы тогда же, когда захватят правительницу, и для этой цели должны быть отправлены отряды ранее или позже. Естественно, что следуя этому мнению, я назвал гр. Остермана, фельдмаршала Mиниха, гр. Головкина, кабинет министра, барона Mенгдена и обер-гофмаршала, также как и лиц, менее значительных, но признанных за креатур их. Касательно Ласси меня оспаривали по уважению, котораго он заслуживает, чтобы имели к нему, и по любви к нему войск, слишком опасной. Было решено следовать середине: как только удар будет нанесен, принцесса пошлет к нему кого-нибудь с приглашением явиться и повиноваться ей. Если он это исполнит охотно, то остановиться на этом; в случае же малейшаго колебания, лицо, которое будет послано к нему, должно его арестовать при помощи гренадер. Последние сопровождают тайно посланнаго на случай надобности в них. Также должно быть поступлено со всеми знатными, которых будет

Стр. 419

полезно призвать к принцессе для упрочения переворота. Таковы были различныя предположения, на которых остановились, чтобы не возвращаться к ним более.

Прилагаемая при сем депеша к королю, которую имею честь послать к вам с курьером, отправляющимся в Берлин, где он будет ожидать повелений, которыя соизволит мне дать его величество, вас известит, что каждая частность исполнена совершенно таким образом, как было условлено, и случившееся вполне подтвердило, что раболепие (аssеrvissеmenТ) знатных и дворянства пред чужеземным игом и не доверие, господствующее между ними из зависти, дают здесь солдатам (а lа sоldаtеsquе) превосходство для вернаго совершения переворота, о чем я часто имел смелость представлять.

Ваши письма от 6 ноября побудили меня тотчас же решиться, как я вам уже сообщал третьяго дня, идти далее в объяснениях с поверенным касательно партии принцессы. Одно обстоятельство увеличивало нетерпение мое говорить с ним. В понедельник, по обыкновению, был приемный день во дворце. Я увидел, что правительница, много ходив взад и вперед (арres bеаuсоuр d'аlleеs еt vеnuеs), отправилась в отдаленный покой, велела позвать туда принцессу Елизавету, и последняя, возвращаясь оттуда, казалась взволнованною от разговора. По приезде ранее домой, мое первое старание было просить повереннаго приехать ко мне ночью, но он мог только приехать на другой день и то довольно поздно. Он мне сообщил, что весь разговор двух принцесс касался меня. Правительница, описав меня самыми черными красками, приписывала мне множество вещей, на которыя я слишком способен, чтобы ея предубеждение выказалось против меня сильнее. Она объявила также что ре-

Стр. 420

шилась просить короля о моем отсюда отзыве, и опасалась только, чтобы кардинал. движимый врожденною справедливостью, не просил предварительно доказать то, в чем меня обвиняют, что тем более затруднительно, что не было возможности достать какое-нибудь доказательство против меня. Правительница, высказывая таким образом все причины, которыя она, по ея мнению, имела к обвинению меня, внушала принцессе Елизавете, что она не должна более принимать такого человека, как я. Принцесса, возражая, что она может сказать один или два раза, что ее нет дома, дала почувствовать, что ей этого нельзя повторить однако в третий раз, и как бы могло она поступить подобным образом, не нарушая приличий, вчера напр., когда случай меня привел к ней именно в ту минуту, как она, выйдя из саней, входила к себе? Так как правительница, несмотря на эти доводы, повторяла свои настояния, то принцесса отвечала ей насмешливо: «зачем вы не действуете гораздо проще? Вы правительница и повелительница: прикажите гр. Остерману сказать Шетарди не ездить ко мне более в дом.» Правительница возражала, что она очень остерегается этого, так как не надобно раздражать людей. подобных мне, ни подавать им явно повода к жалобам. Принцесса отвечала, что если Остерман, будучи первым министром и имея повеления, не смеет делать подобной вещи, то она тем менее осмелится решиться на это. Правительница, оскорбленная таким противоречием, приняла надменный тон, которой в свою очередь заставил принцессу возвысить голос с умеренностью, на сколько это было тогда прилично, и вот почему оне разстались с горячностью, которую я приметил.

Удовольствовавшись подробностями, которыя, не будучи интересными, возбудили однако мои опасения, я

Стр. 421

немедленно перешел к тому, чтобы могло дать справедливую оценку партии принцессы Елизаветы. Сомнения, выказываемыя мною по мере того, как поверенный старался убедить меня, нечувствительно являлись передо мною, но не сомненно было, что народ и солдаты (sоldаtеsquе) служили основанием партии; и могло случиться только после того, как они начнут дело — чтобы не сказать, когда начнут его — что лица из высших чинов и офицеры, приверженные к принцессе, в состоянии выказать свои чувства. Я не скрывал пред поверенным неудобства от того, что не было из этих лиц нескольких, которые бы могли руководит большинством. «Но как из двух зол надо выбирать меньшее и как положение принцессы, также как и России, слишком натянуто, чтобы могло так остаться, то будем, сказал я, держаться того, что мы порешили, и, чтобы по крайней мере помочь этим храбрым гренадерам и трудиться на славу принцессы, назначим минуту для взрыва, чтобы Швеция, по предложению в Стокгольме от имени короля (французскаго), начала с своей стороны действовать». Вы найдете, милостивейший государь, в моем письме к г. Mондамеру то, что поверенный, возвратясь после короткаго отсутствия, сообщил мне. За мерами, нами предпринятыми вследствие того, последовало с его стороны представление, касательно безденежья, в котором находилась принцесса и которое доходило до того, что у ней не оставалось и 300 руб. По этому она просила меня попытаться в пользу ея (dе fаirе un еifоrt еn sа fаvеur), в ожидании получения мною ссуды, которую должен был прислать король. Я условился е ним, чтобы на свой счет и чрез друзей офицера, который уже ссудил меня 2 т. червонцев, собрать сумму в 2 т. р., которую и передать ему после завтра в мешке в обычном месте, где мы переда

Стр. 422

вали свои записки; но эта предосторожность сделалась уже лишнею, и я даже был избавлен от труда занимать деньги.

Тем менее я был в необходимости делать это, что принцесса, проезжая мимо дома в 12 с половиною часов по полуночи в казармы, была так внимательна, что дала мне знать, что она летит к славе (qu'еllе соurrаit а lа glоirе) и не сомневается, чтобы я не пожелал ей успеха, так как она наконец вынуждена уступить преследованиям (от гренадер). В три часа утра она прислала ко мне побочнаго брата принцессы гессен-гомбургской. Ему, в то время как надевала на себя св. Андрея, она пожаловала орден св. Екатерины, который имела перед тем и котораго была гроссмейстером, — она послала его, говорю я, чтобы известить меня о полнейшем успехе.

В 6 часов он возвратился ко мне с поручением от этой принцессы написать в Швецию и к гр. Левенгаупту о происшедшем и пригласить его прекратить военныя действия. Я изъявил готовность согласоваться с ея повелениями, представив однако на ея усмотрение: не произведут ли большее впечатление столь благоприятныя обстоятельства развязки, если отложить описание их до послезавтра, когда я буду в состоянии это сделать подробнее?

Тот же Бецкий не замедлил возвратиться ко мне, чтобы сообщить желание принцессы, не медлить ни одной минуты для отправления курьера. Я воспользовался при этом слугою Сент-Северина, который у меяя месяца с четыре. Гвардейский унтер-офицер, снабженный приказом к генералу Кейту, поехал с ним для сопровождения до границы. Было бы мне очень желательно, милостивейший государь, чтобы вы нашли из письма моего к гр. Левенгаупту, котораго копию при сем прилагаю, что я вовсе не преступил границ,

Стр. 423

которыя обязан соблюдать. Не было еще 10 часов, когда принцесса Елизавета оказала мне честь, дав знать чрез того же посланнаго, что она может иметь удовольствие известить меня, что она признана государынею всея России и в этом звании посылает свой привет (mе fаisаit sеs соmрlimеnts), и спрашивает моего мнения, как следует поступить с сыном принца брауншвейгскаго ? Я велел ей сказать, что ея природная доброта и любовь к отечеству должны заставлять ее одинаково (du memе оеil) представлять себе настоящее и будущее, что никакия средства не будут лишними, чтобы стереть самые следы царствования Ивана III, так как это единственный способ, который обезопасит в то или другое время Россию от могущих произойти несчастий, а пример Лже-Дмитрия должен еще более возбудить опасения в этой стране. В 2 часа по полудни, царица пожелала узнать мое мнение касательно предосторожностей, которыя должно было принять на счет распространения в иностранных землях новости о ея восшествии на престол. Я просил Бецкаго передать ей, что я полагаю полезным для дела ея, чтобы находящиеся здесь иностранные министры не могли отправить курьеров до тех пор, пока ея собственные не привезут за границу перваго известия о происшедшем, так как они будут в состоянии лучше судить о впечатлении, которое произведет новость при различных дворах, между тем как трудно в это проникнуть, если бы там были приготовлены к подобному известию. Я воспользовался этим случаем, чтобы выразить царице мое сильнейшее желание (mоn еmрrеssеmеnt) поздравить ее, что это желание уступает однако место тому, что требует мое почтение к ея особе, и только тогда, когда она будет столь благосклонна, что назначит мне время, я отправлюсь не как министр, потому что мои

Стр. 424

обязанности снова прекратились, но как придворный, чтобы выразить ей и мою радость, и мою почтительную привязанность, в которых — я льщу себя надеждою — она не сомневалась. В 6 часов вечера приехал ко мне Бецкий сказать, что царица меня ожидает. Я тотчас же отправился во дворец. Ея царское величество было слишком взволнована, чтобы не чувствовать некотораго увлечения (роur n'etrе раs dаns unе sоrtе dе tоurbillon). По этому все, что она ни изволила говорить мне, было следствием того, что говорилось прежде. Таким образом, она с живостью спросила меня: «что скажут теперь наши добрые друзья, англичане? Им представляется прекрасный случай (ils оnt bеаu jеu) для поддержания гарантии, данной ими сыну принца брауншвейгскаго, что и было поводом к тому, что наконец решились подписать договор с Финчем. Другаго человека, продолжала она, мне бы хотелось видеть — это Ботта. Сказать правду, я думаю, он будет несколько смущен, однако несправедливо, потому что он только может найти меня очень расположенною дать ему 30 т. человек.»

По своей благосклонности, царица потом изволила благодарить меня за советы, данные мною в течении дня, также за письмо, которое я написал гр. Левенгаупту и с котораго она желала, чтобы я прислал к ней копию для хранения. Я воспользовался тем, что она удостоила вспомнить, чтобы выразить ей мою надежду, что она не распространит на меня меры, которой я считал полезным подчинить здешних иностранных министров; что она должна по крайней мере это сделать, так как все, имеющее право ее интересовать, не может не быть чрезвычайно приятным королю, и доставит ему величайшее удовольствие узнать новость, о которой я должен ему донести. Царица мне отвечала: «я очень уверена, что его величество более,

Стр. 425

чем кто-либо, примет участие в том, что случилось со мною счастливаго. Я намерена выразить ему, как тронута тем, что он делал для меня.» Царица отдала приказания для заготовления паспортов, нужных для моего курьера; она только советывала мне отправить его секретно. Камергера кн. Трубецкаго царица посылала ко всем иностранным министрам сообщить о своем вступлении на престол. Я был на дворе, когда он подъезжал к моим воротам, и в ту минуту, как я выходил, он передал мне то, что было на него возложено.

* * *

Из настоящей депеши ясно видна неверность сведений, помещенных в Russisсhе Gunstlinge, стр. 184 и 189, что будто бы Де-ла-Шетарди, по просьбе Лестока, передал Елизавете сначала 9 т. червонцев, а потом постепенно еще до 40 тыс. червонцев же, и что Остерману было известно о чрезвычайно огромных суммах, которыя получал и передавал потом Елизавете французский посол. Во второе пребывание Де-ла-Шетарди в Госсии в 1744 году, французский министр Амело делал ему однажды выговор за пустоту его прекрасных обещаний. В оправдание свое, маркиз приводил, что Франция будет сама виновата, если он более не успеет ни в чем в России: еще во время переворота в пользу императрицы, он представлял, что без постоянных денежных издержек ничего не возможно делать; несмотря на то, не решились рискнуть 15 тыс. червонцев, которые тогда просила Елизавета, и таким образом он был поставлен в необходимость до последней минуты пускать в ход только сладкия речи и обещания (Неrmаnn's Gеsсhiсhtе dеs rus. Stааtеs.V, 82).

В тургеневском сборнике депеш Де-ла-Шетарди,

Стр. 426

при описании восшествия на престол Елизаветы приложено также извлечение из письма голландскаго резидента в Петербурге Шварта (Swаrt) от 27 декабря 1741 г., отправленное в Париж французский министром в Голландии Фенелоном. Письмо это довольно поверхностно и не сообщает ничего новаго, за исключением разве того, что в квартире брата генералиссимуса, принца Людовика брауншвейгскаго приставили караул, и он обратился к министрам английскому, венгерскому и прусскому, чтобы они вступились за него. Вместо этого письма, полагаю нелишним поместить отрывки из одной рукописи, купленной мною несколько лет тому назад в Mоскве. В начале ея помещено известие о восшествии на престол Елизаветы. Оно видимо переведено (и притом весьма дурно) с иностраннаго языка, на котором было первоначально написано, по поручению или внушениям русскаго правительства. Так, там говорится, что 18 декабря, в день рождения Елизаветы Петровны, случилось быть при английском дворе русскому резиденту, котораго будто великий адмирал просил, в собрании других знатных лиц, разсказать обстоятельно о восшествии на престол Елизаветы. Русский резидент и начал разсказ «по присланной реляции от приятеля своего из Санкт-Петербурга». Всю реляцию, наполненную напыщенными хвалами, приводить не стоит, а потому вот отрывки, которые дополняют известия, заключающияся в французских депешах:

« Самая натура общества народу распалила сердца в верное, вечное и правильное подданство ея величества (Елизаветы), и публично все, не бояся никакого наказания, ни самой смерти, говорили, что оная прямая российская наследница, дщерь Петра Великаго, а особливейше гвардии полк преображенский. И прочие многие разы, когда помянутый полк бывал в строю, то единодуш-

Стр. 427

но все ожидали пришествия ея величества ко оным, тут и восшествия. А понеже ея величество соизволила знать о намерении нарочно для нечаяннаго с обеих сторон бунту их согласия, не изволила в таковые дни ездить, но ожидала Богом означеннаго времени... Сия монархиня всемилостивейшая, когда в которой день не пожалует и не наградит, ни о ком высочайшей своей рекомендации не учинит, или какой добродетели подданным своим и при том иностранным, тот день ея величеству весьма не весел бывает. На которое материнское благоутробие всемилостивейшее надежду имели и во всех нуждах прибегали, что и помянутой гвардии солдаты по возможности своей всегда на поклон ходили по нашему российскому обыкновению, когда кто именинник, то должен государю своему или господину поклониться с хлебом, за что получает поздравление. Таковым образом и помянутые солдаты гвардии приходили к ея величеству на поклон и получали всемилостивейшее поздравление и жалование, но чаще ходили преображенские гренадеры, понеже оные имели более пылающия сердца верностью, за что были допущены таковым порядком всегда ходить в дом ея величества без всяких запрещений с знатнейшими тут при дворе ея величества; но хотя и был приказ ордером на всю гвардию под великими штрафом, дабы никто из таких военных людей отнюдь не ходил без резону, но оные, уничтожа сие, ни малейшаго опасения не имели...»

«И когда бывшая правительница Анна чрез посторонних доносителей, или шпионов, уведомясь, что оные гренадеры часто ходят в дом ея величества, то в немалом сумнении находилась со всеми партизантами своими, и тотчас собрали консилиум давняго намерения своего, дабы самой быть императрицею, и по многих министров конфермации, учредила коммиссию для

Стр. 428

уготовления сего, а полки подозрительные им услать в поход; но сие ужаснее всего, что с таким дерзновением, будто и самоё ея императорскаго величества высочайшую особу учинить безпомощною и тайным образом услать в особенную провинцию. Но Бог Всемогущий не допустил до их таковаго злаго намерения и их тайно скрытыя дела явственно донесены ея императорскому величеству, которыя изволила иметь на памяти, но более в молчании. После того, по обыкновению своему, изволила приехать на куртаг до бывшей правительняцы Анны, между которым временем изволила забавляться и в карты. Но ненависть злобы искала того с прилежанием, как бы зажечь сердце неприятности, а понеже нарочно того резон был их стороне, отчего б можно загореться так неугасимому огню и бедности (siс) с обеих сторон. Которыми словами бывшая правительница, можно было видеть пылающим пламенем сердца своего, при знатных тут генералитетах, молвила к ея величеству сии слова: «что это, матушка, слышала я будто ваше высочество имеете корреспондецию с армиею неприятельскою я будто вашего высочества доктор ездит ко французскому посланнику, и с ними вымышленныя факции в той же силе делает?» На что ея величество ей, правительнще, ответствовала: «я с неприятелем отечества моего никаких алианцов и корреспонденции не имею, а когда мой доктор ездят до посланника французскаго, то я его спрошу; а как он мне донесет, то я вам объявлю.» И между таковыми переменных сердец разговорами изволила ея величество оттуда отъехать и прибыть в дом свой.»

«O которых вышепомянутых случаях ея величество соизволила находиться в немалом сумнении и опасении. И уповая на Создателя своего, уничтожа сие, однакож видя вещь необычайную действия таковаго,

Стр. 429

изволила учинить малейший консилиум с кавалерами двора своего, которые, по вопросу, ея величеству не могли инаго представить к сему резону, кроме как собрать гренадерскую роту помянутаго полку преображенскаго, а ея величеству своею высочайшею особою тут быть самой и арестовать бывшую правительницу и прочих партизанов. На которое их предложение ея величество изволила с воздыханием сердца молвить: «Я сама знаю, что без такова порядку ничто благополучно нам успеет не токмо ротою, по и целым полком храбрейших воинов; но еще надлежит и сие тонким умом разсудить, как ужасно и трепетно со обеих сторон сие, понеже и там гауптвахта не мала, в чем я опасна, чтоб сим случаем не были римския гистории обновлены и прочих государств неблагополучия в таковых претензиях.» На что ответствовал ея величеству его превосходительство господин Воронцов, с присутствующими тут генерал-лейтенанты (?), в то время бывший камер-юнкером того ж двора, сице: «милостивая государыня! подлинно сие дело имеет немалой отважности, которой не сыскать ни в ком, кроме крови Петра Великаго.» Также и его превосходительство господин Разумовский донес: «сия вещь не требует закоснения, но благополучнейшаго действия намерением, а ежели продолжится до самаго злополучнаго времени, то чувствует дух мой великаго смятения, не токмо в России, но и во многих государствах той претензии, отчего сынове российсти могут придти в крайнее разорение и в потеряние отечества своего.» На что ея величество изволила молвить: «подлинно так, и я не столько себя сожалею, как бедных советников своих и всех подданных.» На которыя слова ея величества все тут присутствующие лица ея прослезились, но паки его высокопревосходительство господин Шувалов ответствовал на сие:

Стр. 430

«всемилостивейшая государыня! Бог еще правильнаго помазанника своего сохраняет от находящих во тме напастей и всех подданных его свобождает от ига чуждыя работы.» Потому ж многие разные представляли резоны и советы; но его превосходительство генерал и тайный советник господин Лесток, желая вскорости окончить сию, слезы исполненную консилиум, молвил следующия речи: «милостивая государыня, праведен Бог в делех своих! И ваше высочество, оставя все опасение и сумнительства, прикажи послать за сими гренадеры, которые бывают здесь, и соизволите им объявить намерение свое за клятвою их и советовать с ними о том довольно, каким образом производить сие действие, не отлагая в дальность, понеже самое время не повелевает.» И все обще похвалили его превосходительства совет, что ея величество изволила благодарить всем обще за верные и правильные их советы, и сию консилиум таковыми речьми изволила окончать: «всех вас полезные мне советы, которых не уничтожаю и принимаю радостно, когда Бог соизволит на сие, а я по всех тех с радостью последую.»

«И в тот же вечер послано от ея величества за помянутыми гренадеры, которые немедленно пришли, и, по вышепомянутым советам, ея величество соизволила здесь поступить, в чем оные, обязавшись сим, со всякою верностью F тщанием совершить немедленно обещались и просили указу, кой день или ночь со всякою готовностью ожидать имеют или самой ея величества высочайшей особы пришествия. На что получа резолюцию, отошли для исполнения ея добраго порядку. И пришедшу тому времени быть им во всей исправности и готовности, с которым радостно ожидали пришествия ея величества; но еще Богом означенное время не приспело и ея величество соизволила послать по-

Стр. 431

мянутой роте, чтоб оные сию ночь, или сие время оставя, дожидали повторительнаго ея величества ординарца.

«А понеже бывшей правительницы сама натура показывала и при том ея величества партизантов, что когда не послать помянутую гвардию в похед, сиречь им подозрительные полки, а особливейше преображенский, то быть какому ни есть несогласию, или нечаянному бунту, что немедля своим указом повелела им выступить в марш в третий день, т. е. ноября 25 дня. Которые полки, получа указ, весьма все в горести сердец обретались, и втораго дни по сем наступившему вечеру оные гренадеры собравшись девять человек по согласию и совету всей роты, которых для краткости имен не упоминаю, и оные пришед к ея величеству и пали в нозе, со слезами донеся сие: «всемилостивейшая государыня! изволишь видеть сама неблагополучие над собою и всей России: где попечение и сожаление отечества и чад своих — нас заутро высылают в поход, и где сыщете потопающих в волнах защищение? помилуй, не оставь нас в сиротстве, но защити материнским своим соизволением онаго намерения!» На что ея величество изволила прослезиться и повеле выдти в другую камеру, а сама, наклоня главу свою к земли пред Спасителевым образом и довольно так моля в тайности сердца своего, после возста и соизволила взять крест, вызва их пред себя, для лучшаго уверения, дабы оные в том повторительную присягу учинили. И, соверша, говорила им: «когда Бог явит в сей деснице милость свою нам и всей России, то не забуду верности вашей, а ныне подите и соберите роту во всякой готовности и тихости, а я сама тотчас за вами следую», Что оные поклонясь, тотчас пришли в роту и в са-

Стр. 432

мой скорости ее собрали со всякою готовностью и тихостью, ожидая радости.»

«А понеже уже был час второй пополуночи, что ея величество изволила убраться и вооружиться сопротив внутренняго неприятеля своего и надела на себя кавалерию в знак храбрости дщери императорской, законной наследницы, и взяв с собою его превосходительство господина Воронцова и его превосходительство господина Лестока и малое число прочих служителей, изволила шествовать в слободы означеннаго полку в помянутую гренадерскую роту, и, прибыв тут на съезжую, изволила всем говорить: «други мои, как вы служили отцу моему, то при нынешнем случае и мне послужите верностью вашею.» На что единодушно закричали оные гренадеры: «ради все положить души наши за ваше величество и отечество наше!». Тогда изволила снять с себя крест, хвалу Богу воздала, поцеловала и всем порядком, по окончании сего святаго действия, повелела в самой тихости маршировать, а сама вскорости благополучно в большой дом соизволила прибыть, и, всех оставя на улице, токмо малое число из тех для обережения дражайшаго здравия своего изволила взять, и пришед прямо в караульню, застав всю гауптвахту спящею, и сама изволила будить их; но все видя таковое необычное дело, в недоумении быв, не знали что делать. Однакож ея величество своим великодушием, не хотя их привесть в робость, но милостиво оных одобрила, говоря им: «не опасайтеся, други! Хощете ли мне служить, как отцу моему и вашему служили ? Самим вам известно, коликих я претерпела нужд и ныне в крайности претерпеваю.» На что оные також-де единодушно закричали: «матушка наша, всемилостивейшая государыня! радостно давно сего ожидали и что нам повелишь, все то учинить готовы!» Тогда

Стр. 433

ея величество повелела на гауптвахте барабаны их обрезать и послала оных гренадер для объявления бывшей правительнице аресту и со всею фамилиею взять и отвесть в дом ея величества, а сама со стоявшими тут ожидала благополучной резолюции и виктории. Которые гренадеры со всяким тщанием соверша повеление ея величества; хотя и с великою трудностью и препятствием там незнающих того ж гауптвахта унтер-офицеров, однако благополучно сие соверша, объявили ея высочеству арест именем ея величества, и со всякою честью взяв, с фамилиею ея отвезли в док ея величества и донесли ея величеству благополучнейшую викторию, за что ея величество воздала благодарение Богу и тотчас послала по партизантов (прежняго правления), которые были в памятном реестре и взяв всех оных, привести во дворец свои, в которой и сама в скорости изволила прибыть....»

Во время путешествия аббата Шаппа, он встретился там с сосланным туда Лестоком, который сообщил ему свой разсказ о восшествии на престол Елизаветы. Разсказ этот сделан много лет спустя после события, при том же разскащик, разумеется, не упустил случая выдвинуть на первый план свое участие в событии, в котором точно играл одну из первых ролей, а потому неудивительно, что слова Лестока расходятся с известиями Де-ла-Шетарди, старавшагося в свою очередь выказать себя, и оффициальной реляции, где разумеется первое лицо Елизавета.

«Она, пишет Шапп со слов Лестока, после своего разговора с правительницею, возвратилась домой и разсказала Лестоку об открытии заговора и об отречении своем от империи. Хирург, выслушав ее, отправился для подготовления всего к возведению Елизаветы чрез несколько часов на престол. Повидавшись с главными заговорщиками, он, около 8 часов

Стр. 434

вечера, идет играть на бильярде, и там встречается с одною подозрительною личностью, которой надобно было помешать сделать обход по городу. Страсть этого шпиона к игре доставляет Лестоку легкое к тому средство. Он приглашает его сыграть несколько партий и удерживает таким образом до прибытия своих эмиссаров. Тогда Лесток поспешно окончивает партию, удаляется также поспешно и обходит кругом дворца, чтобы убедиться, всели там в обычном положении? После того отправляется на площадь и там до 11 часов ждет другаго эмиссара, посланнаго к генералу Mиниху и первому министру Остерману. Убедившись, что все тихо, он идет к принцессе Елизавете, распорядившись пред тем, чтобы к подъезду подъехали двое саней. С довольным видом он сообщает принцессе, что все приготовлено для возведения ея на престол. Она отказывается от всех предложений и не хочет ни о чем слышать. Тогда Лесток вынимает из кармана две картинки, нарисованныя на скорую руку на игральных картах. Одна картинка представляет Елизавету в монастыре, где ей обрезывают волосы, а Лестока на эшафоте; на другой — она изображена вступающею на престол при восклицаниях народа. Лесток подал ей эти картинки, предлагая выбрать то, или другое положение — она выбирает трон....» Потом разсказ идет согласно с французскою реляциею, только прибавлена подробность, что при входе в преображенскую съезжую, один барабанщик хотел бить тревогу, но Лесток разрезал ножем кожу у барабана.

Выше видели, что Де-ла-Шетарди в депеше от 24 ноября хвалил свою методу оттягивать возстание, так как « если партия принцессы сочтет себя в возможности произвести переворот своими собственными средствами, то труднее будет вести дело к концу,

Стр. 435

который так существенно интересует Швецию.» Из следующей депеши в самый день события ясно, что французский посол за несколько часов, даже минут, не ведал о том, что имело случиться. Стало быть Лесток, тогда же уговаривавшийся с французом о возстании с 11 на 12 января, и между тем знавший, что оно вспыхнет в ту же ночь, хитрил, и в таком случае могут быть справедливы слова неизвестнаго автора Замечаний на Записки Mанштейна: «маркиз Де-ла-Шетарди пришел в чрезвычайное изумление, когда среди ночи разбудил его присланный от Елизаветы.. и уведомил о восшествии ея на престол. Приняв на себя личину, посланник изъявил притворную радость... Внезапно совершенный Елизаветою удар разрушал все зловредные его замыслы: доброхотствующий России француз желал, чтобы перемена сия произведена было по его предначертанию; чтобы шведы приблизились к берегам Невы; силою оружия своего споспешествовали возведению на престол Елизаветы» и т. д.*)

(Теперь бы следовало поместить находящуюся во французком сборнике депешу неизвестнаго лица от 9 декабря 1741 г. но она но большей части заключает повторения предыдущих, а потому здесь помещаем только подробности, не бывшия в прежних).

Елизавета послала отряд гренадер, чтобы захватить императора, его сестру, правительницу и ея мужа. Последних нашли спящими в постеле вместе и перевезли их всех во дворец Елизаветы. При первом взгляде на гренадер правительница вскричала: «ах, мы пропали!» В санях она произнесла только слова: «увижу ли я принцессу?» До сих пор еще эта просьба ея не исполнена... Ея величество не составила

*) Отеч. Записки, Ч. ХХХIХ, 1829 г. № 109, стр. 202—203

Стр. 436

своего двора, только назначила фрейлиною девицу Mарию Анну (?) Mенгден; она бы оказала ту же милость и младшей, если бы эта из нескромной дружбы к сестре, фаворитке принцессы Анны, не просила остаться с нею*).

Генерал Кейт написал поздравительное письмо к императрице, и вся его армия послушна. То, что распускали о выступлении гр. Левенгаупта (к Выборrу), оказывается ложным. Генерал-фельдмаршал Долгорукий возвратился из Ивангорода, где содержался в тюрьме. Турецкий посланник решился остаться здесь до тех нор, пока не получит новых верительных грамот...

Во всех этих известиях сообщается более внешняя сторона события, но в Записках кн. Я. Шаховскаго осталось превосходное описание, которое рисует нам положение царедворцов в замечательную ночь, когда Елизавета вступила на престол. Выше видели, что Шаховской был любимцем гр. Головкина: 24 ноября, у последняго по случаю именин жены Екатерины Ивановны, по отцу княжны Ромадановской, был бал, на котором собрались сливки тогдашняго петербургскаго общества. Князь Шаховской был в числе приглашенных, ухаживал за хозяином, который был болен, и наконец оставил его в таких размышлениях:

«Таким образом я в великом удовольствии и приятном размышлении о своих поведениях, что я уже господин сенатор между стариками, в первейших чинах находящимися, обращаюсь и, будучи такого много могущаго министра любимец, день от дня

*) Это была Якобина Mенгден, сопровождавшая брауншвейгское семейство в ссылку. В современных русских донесениях попадается иногда ее имя в сокращении — Бина.

Стр. 437

лучшия приемности себе ожидать и притом ласкать себя могу на долго счастливым и от всяких злоключений быть безопасным, приехал в дом свой, и забыв в мысль себе приводить, чтоб на будущих гаданиях не утверждаться, а помнит, что от счастья к несчастью всегда только один шаг находится, лег спать. Но только лишь уснул, как необыкновенный стук в ставень моей спальни и громкой голос сенатскаго экзекутора Дурново меня разбудил. Он громко кричал, чтоб я, как наискорее, ехал в цесаревнинской дворец, ибо-де она изволила принять престол российскаго правления, и я-де с тем объявлением теперь бегу к прочим сенаторам. Я, вскоча с постели, подбежал к окну, чтоб его несколько о том для сведения моего спроеить, но он уже удалился.»

«Вы, благосклонный читатель, можете вообразить, в каком смятении дух мой тогда находился! Ни мало о таких предприятиях не только сведения, но ниже видов к примечаниям не имея, я сперва подумал, не сошел ли экзекутор с ума, что так меня встревожил и в миг удалился; но вскоре потом увидел многих по улице мимо окон моих бегущих людей необыкновенными толпами в ту сторону, где дворец был, куда и я немедленно поехал, чтоб скорее узнать точность такого чрезвычайнаго происхождения. Не было мне надобности размышлять, в которой дворец ехать. Ибо хотя ночь была тогда темная и мороз великой, но улицы были наполнены людьми, идущими к цесаревнинскому дворцу; гвардии полки с ружьем шеренгами стояли уже вокруг онаго в ближних улицах и, для облегчения от стужи, во многих местах раскладывали огни; а другие, поднося друг друга, шли вино, чтоб от стужи согреваться. При чем шум разговоров и громкое восклицание многих голосов: здравствуй, наша матушка императрица

Стр. 438

Елизавета Петровна! воздух наполняли. И тако я, до онаго дворца в моей карете сквозь тесноту проехать не могши, вышед из оной, пошел пешком, сквозь множество людей с учтивым молчанием продираясь, и не столько ласковых, сколько грубых слов слыша, взошел на первую с крыльца лестницу и следовал за спешащими же в палаты людьми, но еще прежде входу близь уже дверей, увидел во оной тесноте моего сотоварища сенатора кн. Алексея Дмитриевича Голицына. Mы, содвинувся по ближе, спросили тихо друг у друга, как это сделалось, но и он, также как и я, ничего не знал. Mы протеснились сквозь первую и вторую палату и, вошед в третью, увидя многих господ знатных чинов, остановились и лишь только успели предстоящим поклониться, как встретил нас ласковым приветствием тогда бывший при дворе ея величества между прочими камергером, Петр Iванович Шувалов, который после был уже знатный господин и великия дела в государстве производил. Он в знак великой всеобщей радости, веселообразно поцеловал нас и разсказал нам кратко о сем, с помощию Всемогущаго начатом и благополучно окончанном деле, и что главнейшие до ныне бывшие министры, именно: генерал-фельдмаршал гр. Mиних. тайные действительные советники и кабинет министры графы Остерман и Головкин, уже все из домов своих взяты и под арестом сидят здесь же в доле. Лишь только он, окончав свою речь, отошел, то увидели мы в смелом и весьма веселом виде бегущаго из другой палаты, бывшаго прежде г. генерал полицеймейстера, а после уже в отставке от службы находящагося генерал шефа Василья Федоровича Салтыкова, о котором нам уже Шувалов сказал, что и он с своею супругою Mарьею Алексан-

Стр. 439

дровною в оном деле много послужили. Он уже тогда ко мне не был так, как прежде благосклонен, а к стоящему вместе со мною зятю его, князю Алексею Дмитриевичу, с которым дружба моя была ему известна, весьма ненавистным. И так ухватил меня за руку и, смеючись, громко говорил: «вот сенаторы стоят*)!» Я ему на то постоянным видом отвечал: «сенаторы сударь!» Он, еще громче захохотав, закричал: «что теперь скажите, сенаторы!» Вот уже сделалась вокруг нас толпа людей, и по большей части знатные господа смотреть приступили его на нас атаку. Я, ни мало не оторопев, зная ж его нрав и подобно польским наездам употребления, важным видом, смело глядя в его глаза, спросил: «что это значит, что он теперь в такое время, где все берут участие радоваться, так нас атакует? Не находит ли он на нас какой метки? Или по высочайшему повелению так с наш поступает, так бы соизволил нам надлежащим образом объявить ? А мы во всем по незазренной нашей совести небоязненно ответствовать готовы.» Сии слова мои все храбрости его превратили в ласковую склонность. Он, по своему обыкновению, скоро подступая ко мне ближе, с ласковым видом, смеясь, говорил: «я, друг мой, теперь от великой радости вне себя, и сей мой поступок по дружеской любви, а не по какой иной причине, и я вам сердечно желаю всякаго благополучия и поздравляю со всеобщею радостью.» И притом, поцеловав меня в обе щеки, спешно отошел в другую палату. Видящие такие его поступки обратили на него глаза, а принц

*) Выше видели, что назначение новых сенаторов (17 сентября 1741 г.) приписывали внушениям гр. Головкина, для обретения большей прочности правительству принцессы Анны. Голицын и Шаховской были в числе этих сенаторов.

Стр. 440

гессен-гомбургский, тогда бывший генерал шеф и гвардии подполковник, не малую ж в том деле от ея величества поверенность имеющий, смеючись, пенял ему, что так непристойно к нам подступил и за то справедливо сам устыжен. Потом ея императорское величество вскоре из своих внутренних покоев изволила в ту палату, где и мы между прочими, уже много собравшимися господами находились, войти и, весьма с милостивыми знаками принимая от нас подданническия поздравления, дозволила нам поцеловать свою руку*)»...

© Вычитка и оформление – Константин Дегтярев (guy_caesar@mail.ru), 2005
Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы.
© П. Пекарский, примечания и дополнения, 1868
© Оцифровка — Владимир Шульзингер, 2004
Текст приводится по изданию:П. Пекарский. «Маркиз де-ла Шетарди в России 1740-1742 годов. Перевод рукописных депеш французскаго посольства в Петербурге». С.-Петербург. Отпечатано в типографии Юсафата Огризко в 1868 г.