Оглавление

Франсиско де Миранда

Путешествие по Российской империи

ПАЛЬМИРА СЕВЕРА

В половине десятого утра я въехал в город и, изрядно проблуждав по его улицам, отыскал наконец на Большой Морской дом генерала Левашева, который любезно снабдил меня в Киеве письмом к своему брату, полковнику Левашеву, чтобы тот разместил меня в петербургских апартаментах генерала. Вышеупомянутый полковник еще спал, и я вручил письмо слугам, которые отнеслись ко мне без должного внимания, поскольку в моем появлении не было ничего от азиатской помпезности. Наконец вышел сам хозяин, осведомившийся, где граф Миранда. Я отвечал, что он видит его перед собою, и тогда полковник рассыпался в извинениях, и мы быстро нашли общий язык. Избави нас Бог от фривольного обращения и фальшивых манер! Мы выпили кофе и проговорили до полудня, после чего пообедали, а затем я принялся раскладывать свои вещи в комнатах, которые освободили для меня. По моей просьбе мне подыскали слугу, который немного говорил по-французски и запросил 30 рублей в месяц — дьявольская цена, — карету с четверкой лошадей за 90 рублей в месяц (пришлось согласиться). Остаток дня я провел дома, отдыхая от дороги, жары, холода, дождя и т.д. ...

15 июня. Оделся и отправился развозить рекомендательные письма, руководствуясь приложенным к ним списком.

Большинство тех, кому они были адресованы, находились за городом, и мне удалось застать дома лишь немногих. В их числе была старая графиня Румянцева[i], с которой я имел долгую беседу, а также с находившейся при ней ее дочерью, госпожой княгиней Трубецкой. Старая госпожа сообщила мне множество подробно-

Стр. 222

стей частной жизни Петра Великого и показала свой дом, который построил и в котором жил этот император, сказавший своей супруге: «Поживем пока, как добрые голландские граждане живут, а как с делами управлюсь, построю тебе дворец, и тогда заживем, как государям жить пристало». Старуха показала мне распятие, которое Петр I собственноручно вырезал ножом на двери залы, а также некую вещицу из дерева — подарок тому же Петру от курфюрста Саксонии — с тремя циферблатами, из коих один показывает время, а два других отмечают направление и силу ветра, ибо соединены с флюгером, помещенным на крыше дома. Осмотрел комнату, в которой Петр спал, мастерскую, где он работал на токарном станке, и т.д., и не переставал удивляться бодрости графини, ее туалетам, украшениям и завидной памяти, а ведь этой женщине уже сто лет. Ее дочь также отличается весьма элегантными манерами, и с ней приятно беседовать. Пробыл там до обеда, после чего отправился домой и обедал с Левашевым.

Потом вновь поехал с рекомендательными письмами и побывал у господина Андерсона, английского коммерсанта, у которого пил чай и вел приятную беседу до девяти вечера. Вернувшись домой, читал.

16 июня. Идет дождь, и дьявольски холодно, а посему утро провел дома. Принял нескольких визитеров, ничего примечательного. Госпожа Рибас[ii] сообщила, что ждет меня завтра после обеда. Очень хорошо.

Днем ездил смотреть знаменитый дворец князя Потемкина, что находится неподалеку от казарм конногвардейцев, и это поистине удивительное и прекрасное творение зодчества: большая зала в виде ротонды, куда попадаешь, миновав вестибюль и переднюю; еще одна в форме римского цирка, затем прямоугольная зала еще больших размеров, с изящной круглой часовней посредине; эту последнюю от предыдущей залы отделяет великолепная колоннада ионического стиля, как в храме Эрехтея в Афинах. Таковы главные помещения этого прекрасного здания, чьи лепные украшения и безукоризненные пропорции отвечают лучшим греческим традициям. Можно с полным основанием сказать, что среди современных сооружений именно этот дворец своей пышностью и великолепием более всего напоминает римские термы, чьи руины мы можем сегодня созерцать в Италии.

Стр. 223

Побывал на всех этажах, любовался превосходнейшими арабесками, а в одной из комнат видел деревянную модель колоннады и фасада собора Святого Петра в Риме, возможно, ту самую, над которой трудились во дворце Фарнезе в то время, когда я его посетил. Два строящихся ныне крыла придадут дворцу еще более внушительный и изящный вид, однако, увидев материалы, из коих они возводятся, я нашел, что и кирпичи, и раствор далеко не лучшего качества, а это означает, что здание скоро начнет разрушаться, и признаки этого уже заметны. Поистине жаль, что при создании столь великолепного ансамбля не используют более прочных материалов. Вокруг дворца начали разбивать парк в английском стиле; размещен и спланирован он очень хорошо. Видел также, как упражнялся эскадрон Garde a Cheval, или конногвардейцев, которые показали себя неплохими и дисциплинированными наездниками. Завершив прогулку по парку и осмотрев дворец князя снизу доверху, в половине десятого возвратился домой, где обнаружил несколько визитных карточек. В половине одиннадцатого пришла хорошенькая девица, которую прислала домоправительница Анна Петровна; она немного говорила по-французски, и мы преотлично понимали друг друга. Потом легли в постель и были вместе до восьми утра, после чего девушка ушла... Заплатил ей за ночь десять рублей, но ее хозяйка осталась не довольна, передав через моего слугу, что этого мало и что я должен был дать ей по меньшей мере 25 рублей.

17 июня. Все утро провел дома за чтением. Принял нескольких посетителей, а в три часа отправился на обед к господину Андерсону, где собралась очень приятная компания. Познакомился там с господином Маубри, его компаньоном господином Келли и господином Уокером, гравером императрицы, и т.д. После чая я собрался ехать к госпоже Рибас, но обнаружил, что мой слуга в карете отправился в кабак, где напился, и вернулся очень поздно, еле держась на ногах.

В конце концов все же добрался до госпожи Рибас, которая с нетерпением поджидала меня, впрочем, уже не надеясь, что я приеду. Я объяснил ей причину моей задержки, и мы потом вели с нею долгую беседу, в которой обнаружился ее незаурядный характер...Она пригласила меня на обед в воскресенье, и около девяти часов я откланялся и заторопился домой, ибо мой пьяный слуга не

Стр. 224

мог продрать глаз и я был вынужден оставить его там в бесчувственном состоянии. Дома писал.

18 июня. Утром был дома, читал книги о России, Петербурге и т.д., а также написал записку генералу Орлову[iii] с просьбой разрешить мне осмотреть «Эрмитаж», или дворец императрицы, который носит это имя и примыкает к огромному Зимнему дворцу. Он ответил, что к четырем часам все будет подготовлено.

В четыре заехал к господину Уокеру, где познакомился с его женой, очаровательной англичанкой, и он показал мне некоторые свои работы, в том числе портрет господина Мамонова, писанный в Киеве и гравированный по приказу императрицы... Потом мы вместе отправились в «Эрмитаж». Начали с живописи, занимающей все стены этого дворца, и я уверен, что это собрание составляет никак не менее трех с половиной или четырех тысяч картин, из чего можно заключить, что не все они хороши. Есть, однако, превосходные полотна, но не итальянской школы, каковая представлена здесь наиболее слабо, а фламандской, голландской и испанской... Возможно, именно здесь находятся лучшие из известных мне творений Мурильо: картина, изображающая Иоанна Крестителя почти в натуральную величину, который гладит ягненка — неподражаемая вещь! — и «Отдых на пути в Египет», с которой господин Уокер делает сейчас гравюру. Есть тут среди прочих и отменный Веласкес; что же касается «Венеры», приписываемой Тициану, и картин Корреджо, то они не показались мне творениями, достойными кисти столь прославленных мастеров. Зато есть превосходнейшие полотна Ван дер Верфа, Рубенса, Ван Дейка и особенно Тенирса — такого богатого собрания его работ я нигде не видел. Есть несколько неплохих картин Пуссена и две работы ныне здравствующей Ангелики Кауфман, которые мне бесконечно нравятся, ибо ей лучше, чем какому-либо другому живописцу, удалось передать колорит Древней Греции и совершенство античных форм. Зимний сад, устроенный над подвалами, на уровне зал... является детищем господина Бецкого[iv] и очень любопытен. Здесь изрядное количество птиц из Азии, Америки и т.д., и, когда любуешься их разнообразным и великолепным оперением, наслаждаешься их трелями, тебе кажется, что ты попал в настоящий рай.

Побывали в театре, своей формой напоминающем тот, что Палладио построил в Виченце. Оттуда прошли на галерею, где

Стр. 225

располагаются копии ватиканских Лоджий Рафаэля, и будь они сделаны немного искуснее, они затмили бы подлинные, ибо росписи последних кое-где уже неразличимы. Когда эту галерею достроят, она будет выглядеть весьма эффектно.

Часовщик Ее Величества, некий англичанин, дал нам послушать, как бьют великолепнейшие часы... и я не знал, чем более восхищаться: механизмом, резьбой по дереву или бронзовыми украшениями. В жизни не видел лучшей древесины и более совершенной работы. То же самое могу сказать о многочисленных бюро, столах и проч. красного дерева, сделанных столь же искусно. Ее Величество потратила на покупку этой мебели 100-тысяч рублей, и, по моему мнению, она того стоила, ибо это одно из главных украшений «Эрмитажа», а что касается замечательной отделки каждой вещи, украшений из бронзы и т.д., то об этом можно рассказывать до бесконечности. Впрочем, некоторые вещи еще более выиграли бы, будь их форма немного совершеннее.

Рассматривая собрание этих картин и иных произведений искусства, не перестаешь по меньшей мере удивляться тому, как можно допустить, чтобы рядом с прекрасной картиной или чудесным изобретением находилась ничтожная мазня или безвкусная поделка, а это именно так.

В девять часов я вернулся домой, переполненный впечатлениями от картин, статуй, садов и т.д., которые не давали мне покоя всю ночь. Размышлял о том, сколь многим владеет один человек и сколь малым другие, и в то же время немало людей страдают от голода!

19 июня. Утром получил послание от герцога Серракаприолы[v] (которому я привез письмо), сообщавшего, что граф Остерман[vi] приглашает меня на обед в свою загородную резиденцию, в семи верстах отсюда, сегодня в половине второго. Я оделся и отправился в путь, чтобы поспеть к назначенному часу. Был поражен количеством великолепных загородных домов, или дворцов, встретившихся мне по дороге, которую вернее было бы назвать улицей, хотя она и проходит за городом.

В указанный час я подъехал к дому министра и, войдя в залу, не обнаружил среди гостей ни одного знакомого. Я вежливо раскланялся с дамами и несколькими находившимися там мужчинами, мне кивнули в ответ, но и только. Я уселся в уголке с таким же равнодушным видом и сидел так, пока не появился герцог Серрака-

Стр. 226

приола и не заговорил со мною, представив меня госпоже Остерман, которая появилась чуть позднее, а также другим гостям, господину Моркову[vii] и т.д.

Затем вышел граф, и я был представлен ему. Мы сели за стол и во время обеда среди прочего заговорили о титуле, которого был только что удостоен князь Потемкин[viii], и о том, наследуется ли он или нет. Я сказал, что, без сомнения, наследуется, как то было принято еще в Древнем Риме, и привел пример Сципиона Африканского. Морков же, похожий на француза, утверждал обратное, на что я заметил, что это всего лишь его частное мнение, поскольку он не может сослаться ни на чей авторитет. Я увидел, что мои слова пришлись всем по вкусу, а после узнал, что сей эрудированный господин имеет обыкновение заговаривать своего собеседника, не давая тому раскрыть рта. После обеда я сказал графу, что имел честь познакомиться с Ее Императорским Величеством, был ею благосклонно принят и теперь желал бы таким же образом быть представленным его высочеству великому князю и т.д. ... Он ответил, что сообщит ему о моем желании и немедленно известит меня о принятом решении. На том мы расстались, он приглашал меня к себе в гости и т.д.

На обратном пути заехал к князю Куракину, камергеру, которому привез письма от моего друга графа П. Панина. Выпил с ним чаю в его загородном доме; он познакомил меня со своей женой и пригласил поехать завтра с ним после обеда в сад господина Нарышкина, обер-шенка Ее Императорского Величества, где в сезон собирается весь высший свет... По пути я еще оставил записку господам Нарышкиным, которые живут по соседству, и поехал домой читать.

20 июня. Утром просматривал книги и каталоги с описанием достопримечательностей страны и обнаружил план, за который Академия заставила меня заплатить три рубля, хотя он старый и плохо отпечатан.

В час дня отправился обедать к госпоже Рибас, которая представила меня господину Бецкому, благородному и почтенному старцу. Приехали несколько иностранных посланников, в том числе французский поверенный в делах господин Беллан, который еще не был у меня с визитом. Говорили о разных вещах, в том числе об иезуитах[ix], после чего вспомнили бывшего министра Фран-

Стр. 227

ции господина Калонна[x], надутый соотечественник коего принялся его защищать, но после какого-то моего довода умолк, хотя самолюбие его было уязвлено.

После обеда я долго беседовал с господином Бецким, который мне несказанно понравился, мы уговорились встречаться чаще и расстались друзьями. Барон Нолькен, шведский посланник, пригласил меня отобедать с ним завтра, причем сообщил, что смотр в Финляндии действительно состоится и, по полученным сведениям, Его Величество[xi] отправляется туда на следующий день. Сие известие крайне огорчило меня, ибо, узнай я об этом сразу по приезде, у меня было бы время, чтобы провести там по крайней мере два дня. Но кто же мог подумать, что фельдмаршал Разумовский и Левашев, уверявшие меня, будто ничего не будет, ошибаются или находятся в неведении. Однако же случилось именно так!

Оттуда поехал к князю Куракину, пил у него чай, а затем мы отправились в Нарышкинский сад и хорошо провели время, хотя погода этому не благоприятствовала: было прохладно и сыро. Встретили там хозяев, которые весьма радушно приветствовали меня, а затем госпожа Нарышкина, вдова обер-егермейстера Е.И.В., и ее кузина взяли меня под руки и повели снова осматривать сад, который, по словам госпожи Нарышкиной, целиком дело рук ее покойного мужа[xii] и создавался под его руководством. В самом деле, если принять во внимание, что сад этот заложен на болоте, остается только восхититься сим творением рук человеческих... Публику пускают сюда по воскресеньям, и на этот день нанимают служителей, которые наводят мостики, правят лодками, следят за порядком и т.д., и все же, на мой взгляд, здесь чересчур много воды и мало суши.

Затем мы подошли к дому. Мне показали оранжереи, устроенные в другом саду, провели по всему дому, богато и с большим вкусом обставленному. И я остался ужинать с этими любезнейшими людьми, в чьем обществе пробыл до полуночи. Вернувшись домой, сразу лег, изрядно уставший от долгих разговоров, прогулок, любезностей и проч.

21 июня. Прескверная погода, идет дождь и т.д. В два часа пополудни поехал к барону Нолькену на обед. Он представил меня своей жене, прелестной шведке, и госпоже Щербининой (дочери княгини Дашковой[xiii]), также приглашенной на обед — своим хладнокровием она напоминает брата, — а также некоему принцу Гессенскому[xiv], который служит здесь в конногвардейском полку. Это молодой человек примерно 22 лет.

Стр. 228

Не знаю уж как вышло, что разговор зашел о финансах Франции, и поверенный в делах [Беллан] завел хвалебные речи, так что пришлось сказать ему кое-что о французском духовенстве, и это уязвило его еще больше, чем накануне, потому что дамы и все присутствующие засмеялись. Наконец обед закончился, и я имел долгую беседу, касающуюся этой страны, с господином Эпинусом[xv] — немцем, бывшим или нынешним воспитателем великого князя, — очень занимательную и поучительную.

В пять часов откланялся. Дамы репетировали какую-то французскую комедию, а я отправился к господину Бецкому, с которым очень приятно побеседовал. Разумеется, присутствовала и госпожа Рибас. Мы вместе поужинали, и я находился у них до начала двенадцатого. Вернувшись домой, лег спать, а после полуночи в мою комнату вошел офицер, посланный графом Остерманом, объявивший, что завтра до часу дня я должен прибыть в Гатчину, чтобы быть представленным его высочеству великому князю. Мой слуга к тому времени уже ушел, а потому я не мог отдать никаких распоряжений относительно отъезда. Офицер сообщил мне, что до Гатчины 45 верст. Тем не менее известие приятное. С тем я и заснул.

22 июня. Слуга явился в восемь часов, и я тотчас послал его распорядиться насчет кареты с шестеркой лошадей, наказав, чтобы она была немедленно готова, а сам начал бриться, причесываться и т.д. Но как ни торопился, выехать смог лишь около десяти часов, и хотя лошади неслись во весь опор, прибыл на место в час десять минут. Уже подавали на стол, а граф Пушкин[xvi], который должен был представить меня, отсутствовал по болезни. Однако же я быстро отыскал адъютанта, и вскоре вышел камергер — молодой князь Чернышев, проводивший меня в залу и представивший сначала великой княгине (я не поцеловал ей руку, поскольку не знал, что так принято, но потом Серракаприола просветил меня на сей счет, и я после обеда принес ей свои извинения, а она, смутившись, сказала: «Вы, верно, думаете, что я sur le qui-vive?[xvii] Полно, это вам, конечно, герцог наговорил, но в этом вовсе не было необходи-

Стр. 229

мости»), а затем великому князю; оба отнеслись ко мне в высшей степени благосклонно и приветливо и беседовали со мной в течение четверти часа, после чего мы пошли обедать. А мне еще говорили, что раньше двух часов они не садятся за стол, но оказалось, что обедают даже в час.

За столом меня усадили напротив них, и мы все это время проговорили об испанских делах, об Америке, о принце Нассау, против которого, как мне показалось, они настроены, и т.д. Затем зашла речь о парке, об их семействе, и великая княгиня осведомилась, не видел ли я в Москве их двух детей, а я, извинившись, ответил, что узнал об их прибытии лишь в день своего отъезда. Затем они удалились, а я отправился гулять по парку в компании одного офицера, вызвавшегося меня сопровождать, и такой спутник много лучше любого из посланников, которые только и думают, как бы причинить мне побольше зла; не знаю, следствие ли это зависти или же эти люди просто привыкли строить козни.

Вернулся с прогулки в пять часов, а в шесть появились их высочества. Они вместе показали мне свои внутренние покои, где я заметил книги, музыкальные инструменты, рукоделие, что свидетельствует о привычке к занятиям и о добродетели. Ложе устроено в виде шатра, и мне сказали, что то была идея князя Орлова. Потом они пригласили меня совершить прогулку по парку, и мы отправились туда. Когда начался дождь, укрылись под навесом, но вскоре он полил еще сильнее, и нам пришлось искать себе другое убежище. Цесаревич одолжил мне свой surtout[xviii], и мы под дождем добрались до хижины, которая снаружи имеет вид сложенных штабелем бревен, но внутри это помещение богато и изящно обставлено: софа, зеркала и проч. Нам приготовили изысканную еду, и ее высочество показала мне на угловом столике с зеркалами, в которых предмет отражается трижды, букет искусственных цветов, сделанных ею самою. Прекрасная работа. Мы выпили чаю, а вслед за этим подъехали кареты, в которых мы вернулись во дворец, потому что дождь не утихал.

Ужинали в половине девятого, сев за стол по сигналу, коим послужил выстрел из пушки. Все время, пока продолжался ужин, закончившийся в половине десятого, мы премило беседовали. Затем

Стр. 231

разговаривали в зале, а в десять часов они удалились, и мы отправились спать. Меня разместили в салоне, где была целая коллекция картин. На четырех больших полотнах изображены действия эскадры у анатолийских берегов; это, как мне сказали, английская работа, выполненная из papier mache[xix]. Весьма недурна картина Джордано, изображающая Адама и Еву, изгнанных из рая. Все здесь свидетельствует о хорошем вкусе и роскоши. Гостей, приезжающих во дворец, спрашивают, останутся ли они ночевать, предоставляют в их распоряжение слугу или придворного лакея, которые им прислуживают. В моей комнате прекрасная кровать, туалет, медовый напиток и т.д. Меня уверили, что по праздникам здесь иной раз застилают до 270 кроватей для гостей и т.д.

23 июня. Встал в десять часов и, выпив кофе, поднялся на одну из башен дворца, чтобы окинуть взором весь парк и его окрестности. Отсюда действительно открывается прекрасный вид на Царское Село и т.д. Проходя через одну из комнат верхнего этажа, заметил две картины, изображающие действия эскадры и русских войск на Лемносе. Увидел сверху нескольких солдат, готовившихся заступить в караул, после чего накинул surtout и поспешил туда, успев к смене караула; мне очень понравились солдаты, они так же хорошо вымуштрованы, как пруссаки.

Затем я пошел одеваться, а в четверть первого мы собрались в зале, и великокняжеская чета вышла к нам. Он спросил, понравились ли мне его солдаты, и я высказал свое мнение, после чего он взял меня за руку и, крепко сжав ее, проговорил: «Друг мой, таков уж мой образ мыслей, и с этим я ничего не могу поделать. Однако же те, кто хочет меня опорочить, нарочно поступают наперекор мне», и т.д. Цесаревич произнес эти слова с таким пылом, что я растрогался. По другому поводу он сказал: «Что я сделал? Пока ничего... разве что детей». Рассуждая о том, что люди слишком торопятся со строительством домов, и оттого те получаются непрочными, великий князь заметил: «Причина состоит в том, что в этой стране нет ничего надежного, а потому все хотят наслаждаться, ибо что будет завтра, неизвестно, и нужно успеть воспользоваться моментом». Какая дьявольская мысль! Хотя в ней, без сомнения, заключена большая доля правды. Еще он сказал: «В существова-

Стр. 230

нии Кронштадта есть свой резон, но в существовании Петербурга — никакого. Мыслимое ли дело, чтобы столица была пограничным городом?» Говоря о том, почему не разрешают осматривать Мраморный дворец, он заметил: «Поговаривают, что запрет наложен из-за того, что кое-кому дворец пришелся не по вкусу, но разве узнать мнение каждого на сей счет не лучше, чем пребывать в неведении?»

Раздались два выстрела из пушки — первый извещает, что начали накрывать на стол, второй — что стол накрыт, — и мы пошли обедать. Меня усадили там же, где накануне, и мы заговорили о литературе, о трудах Саллюстия, которые издал инфант дон Габриэль[xx], и о том, с каким увлечением последний занимается литературой и т.д. Спросили меня и про Нассау, и я сказал, что, по моему мнению, он более всего желает составить себе имя в свете, на что великая княгиня тихо заметила, что того же желал и Герострат. Когда мы прощались после обеда, он [великий князь] пригласил меня приехать как-нибудь на учения своего полка, а она сказала, чтобы я приезжал в Павловск в день именин ее супруга, который уже близится. Сам он еще раньше пригласил меня на это торжество и потому сейчас сказал: «Вот видите, я ей ничего не говорил». Я выразил им глубочайшую благодарность за оказанную мне столь высокую честь и откланялся. Граф Пушкин написал короткую записку, чтобы мне показали Царское Село, и в три часа я отбыл.

Приехал туда в пять часов под проливным дождем, тем не менее сразу отослал записку коменданту, и тотчас же явились слуги, открывшие мне все двери во дворце[xxi]. Главная лестница, сделанная на английский лад, довольно убога. Большая зала великолепна, но многочисленные лепные украшения, позолота, кариатиды и проч. безвкусны и нелепы. Покои императрицы, где работы подходят к концу, поистине роскошны. Первая комната — это довольно большая зала со стенами, инкрустированными ляпис-лазурью, с полами из перламутра, колоннами и т.д. Вторая комната, довольно узкая, отделана в турецком стиле — ослепительно яркая красная эмаль на серебряном фоне; в углу, за ширмой, кровать. Третья комната, также не слишком просторная, отделана в том же' духе, зеленая эмаль и т.д. Еще одна маленькая комната с арабесками на стенах в манере Рафаэля, она понравилась мне больше. Следующая комната просторнее, чем предыдущая, и украшена в ста-

Стр. 232

ринном стиле медальонами, барельефами и т.д. Все в ней сделано с отменным вкусом.

Затем мы прошли в баню, расположенную уже в другом здании, хотя и соединяющемся с первым. Она состоит из нескольких помещений, устроенных на старинный лад, богато и с большим вкусом отделанных. Хорошо подобраны барельефы и медальоны. Один из барельефов на печи изображает Аполлона с музами, другой, — кажется, жертвоприношение. Внизу располагается ванна, очень хорошая, а в глубине помещения — русская баня, чрезвычайно полезная для здоровья, особенно зимою.

Мы поднялись по лестнице, весьма красивой и такой изящной, что она кажется воздушной, с балюстрадой, сделанной в английском вкусе господином Камероном, британским архитектором. Там были четыре прекрасные античные статуи, которые никто не видит, поскольку этой лестницей не пользуются, и еще несколько столь же неудачно установленных бронзовых копий Аполлона Бельведерского, Меркурия с виллы Медичи и т.д., отлитых в Петербурге. Затем прошли в большую крытую галерею, где можно прогуливаться в ненастную погоду, — достаточно просторную и красивую, окруженную колоннами дорического стиля, которые производят весьма яркое впечатление. Сверху они, похоже, оштукатурены. Затем осмотрели дворцовые апартаменты, расположенные по левую руку, кои принадлежат великокняжеской чете. Это анфилада комнат, мало чем отличающихся друг от друга, как и большинство помещений в этом дворце. Плафоны на потолках никуда не годятся, за исключением двух. Первый из них отделан янтарем и украшен барельефами из того же материала — исключительная в своем роде работа, ничего подобного я доселе не видывал; как мне сказали, это дар короля Пруссии. Второй представляет собой ряд картин, покрывающих все стены и в большинстве своем довольно посредственных. Среди них я выделил две, изображающие Полтавскую битву, с хорошо узнаваемыми фигурами Петра I, Шереметева, Меншикова и проч.

Далее находится галерея, выходящая на часовню, или придворную церковь. Спален великих князей не видел, потому что они были заперты. Поскольку шел сильный дождь, я решил отложить осмотр парка до следующего случая и отправился домой. Приехав,

Стр. 233

обнаружил присланные в подарок обер-шенком Нарышкиным фрукты и мед. Добрейшие люди!

24 июня. Читал дома, а в три часа поехал на так называемую Английскую линию, где живет господин Рейке, и обедал у него. Там собралось весьма достойное общество, и я уехал уже после чая. Затем отправился к господину Бецкому, поужинал у него, и мы проговорили до одиннадцати часов. Расставаясь, условились, что завтра за мной заедет его адъютант и повезет в Академию художеств, а также в Академию наук. Приехав домой, тотчас лег спать.

25 июня. Утром меня разбудил извозчик (svosphik), потребовавший уплатить вперед 50 рублей, и поскольку я отказался, он уехал, несмотря на наш уговор и на то, что я уже отдал ему 25 рублей. Таким образом, я остался без лошадей. В десять часов отправился пешком в Академию художеств; по пути полюбовался конной статуей Петра I, которую считаю замечательным творением. Здание Академии очень красиво, изумительной архитектуры; мысль разместить там статуи Геркулеса и Флоры Фарнезской нахожу весьма удачной... Это наилучшее место для них... Ни с какой иной стороны они так хорошо не смотрятся. Жаль, что перед главным фасадом здания нет площади, откуда можно было бы им полюбоваться, ибо здешняя набережная проходит слишком близко. Лестница и вход в здание отличаются современным изящным стилем.

Затем мы поднялись в большой круглый зал с колоннами, расположенный в центре; он отличается прекрасными пропорциями и станет еще великолепнее, когда будет завершен. Замечательны две обширные боковые галереи, сообщающиеся между собой, где будут развешаны творения живописцев. Потом мы спустились в главный двор, имеющий округлую форму и правильные пропорции, который может служить для устройства разнообразных представлений, иллюминаций и иных зрелищ. Украшенный бронзовыми копиями замечательнейших статуй, он может также стать прекрасным музеем.

Оттуда мы направились в литейную мастерскую, где на основе гипсовых слепков с лучших итальянских статуй, богатейшим собранием которых располагает Академия, отливаются их бронзовые копии. Видел там Флору Фарнезскую, только что прекрасно отлитую русским мастером. Лишенный возможности закопать форму

Стр. 234

ввиду крайней близости подземных вод, он придумал хитроумный способ, как извлечь отливку, не повредив ее. Решено сделать бронзовые копии со всех статуй, и тогда составится превосходная коллекция.

Мы навестили вице-директора, господина... который весьма любезно сопровождал меня по всему зданию, показав также комнаты студентов, питомцев господина Бецкого, которые под его руководством занимаются здесь по полной программе. Из 300 воспитанников 50 обучаются за счет Бецкого, который покрывает все их расходы. Эти студенты носят форменный мундир с зеленым воротничком, отличающим их от прочих воспитанников. Все здесь: спальни, кровати, столы, столовая, кухня, лазарет и т.д. — содержится в образцовом порядке и чистоте. А чистота — главное качество, которое следует прежде всего воспитывать в этом народе.

Затем зашли в учебную мастерскую, где рисуют с натуры, не представляющей собой ничего особенного, и в залы, расположенные вокруг двора, где находятся произведения искусства: немногочисленные картины или копии, неплохие работы маслом, изображающие птиц и животных, кисти придворного художника Грота. Но особенно много здесь гипсовых копий лучших античных статуй из Италии, придающих этим залам вид настоящего академического музея; такого поистине богатого собрания я никогда не видал. Хранится здесь и огромная гипсовая голова коня Петра I, наверное, вдвое больше натуральной, сделанная весьма живо и выразительно.

Среди прочих есть здесь рисунок небольшого размера с приложенным к нему письмом нынешнего великого князя, который воздает хвалу его автору и рекомендует принять его в Академию. Очень недурны две немецкие работы по дереву, изображающие цветы и рыболовные сети. В отдельной комнате с огромным удовольствием рассматривал рисунки, где показано, как была доставлена в Петербург огромная гранитная глыба, которая предназначалась под пьедестал конной статуи Петра Великого и была впоследствии безжалостно усечена; вице-директор подарил мне три оттиска с гравюры, изображающей сей памятник. Видел также модель саней с собачьей упряжкой с Камчатки, и, наконец, модель самого здания, без сомнения, лучшего в Петербурге по своим архитек-

Стр. 235

турным достоинствам. Жаль только, что оно выстроено из кирпича и извести, которые повсеместно используются здесь, а не из более долговечных и прочных материалов.

В половине второго распрощался с вице-директором, который был столь любезен со мной, и отправился домой обедать. По пути снова внимательно осмотрел статую Петра Великого, которая с каждым разом нравится мне все больше. Однако поза, в которой он изображен, чересчур манерна, так 'выглядел бы, наверное, французский комедиант, посаженный на коня, но никак не героическая личность, а тем более Петр Великий, который в своем роде был олицетворением простоты.

Обедал дома. В четыре часа в карете Левашева поехал в Академию наук, где меня ждал адъютант господина Бецкого. Библиотекарь господин Бакмейстер был крайне предупредителен и показал мне сперва библиотеку, которая располагается в весьма удобном помещении и содержится в образцовом порядке. Как мне сообщили, в ней насчитывается от 36 до 40 тысяч томов, в том числе большое собрание китайских книг. Видел там очень хороший orrery[xxii] английской работы и часы в форме большого яйца, изготовленные одним русским мастером, на которых то появляются, то исчезают ангелы и Гроб Господень. Обратил внимание на модель крытого деревянного арочного моста, без каких бы то ни было опор, искуснейшее и весьма прочное творение рук простого швейцарского плотника, который предложил построить такой мост через Неву.

Оттуда мы прошли в зал, где выставлены чучела разнообразных животных: огромного слона, зебры, коня Петра I, на котором он скакал под Полтавой, двух его собак и т.д. ... — по одну сторону. По другую — соболь, черно-бурая лиса, сибирский горностай, росомаха. Тут же фигура и скелет гайдука Петра I, который был гигантского роста, и потому царь привез его из Франции и женил на самой красивой женщине, какую только можно было сыскать, но этот великан вскоре умер, не оставив потомства.

В другом зале находятся знаменитые препараты Рюйша[xxiii], и можно наблюдать последовательное развитие зародыша, от мо-

Стр. 236

мента зачатия до полностью сформировавшегося плода. Выполнено все это весьма тонко и искусно. Говорят, что одна голландка, которую муж застал за прелюбодеянием и тотчас убил, произвела на свет эмбрион без зачатия. Есть там и препарированный ребенок, заболевший оспой в утробе матери, на которой это никак не сказалось...

Оттуда прошли в другую комнату, где в серебряном ларце хранится «Наказ» для составления свода законов, написанный собственноручно Екатериной II; но читать его утомительно. Здесь же всякие изделия из слоновой кости, в том числе большая люстра, и токарные станки, на которых их обрабатывал Петр I. Есть и набор шахматных фигур, выточенных нынешней императрицей, а также железные брусья, изготовленные руками Петра.

В другой комнате находится восковая фигура Петра Великого работы итальянского мастера Растрелли[xxiv]. Царь изображен сидящим в кресле; он одет в синий шелковый камзол, на нем красные чулки. Парик сделан из его собственных волос, голова слегка наклонена вправо, как это было ему свойственно. Мне сообщили, что эта фигура была сделана еще при жизни, хотя по другим сведениям она появилась уже после его кончины. Его рост, показанный отметиной на стене, равнялся трем аршинам (archines) без двух вершков (verschoks), то есть был достаточно внушительным, хотя ноги он имел непропорционально тонкие, и все тело узковато. Здесь же находится его военная форма: панталоны на голландский манер, шпага... перевязь, шейный платок, шляпа и т.д., все самого простого вида и покроя. Я долго пробыл там, созерцая фигуру этого великого человека и воскрешая в памяти эпизоды его необыкновенной жизни.

Оттуда мы прошли в зал с высоким потолком, где собраны многочисленные идолы из Китая и с Камчатки; китайские органчики, издающие весьма мелодичные звуки; платья, которые носят представители этого народа, и особенно женские туфельки, невообразимо маленького размера; фигуры колдунов, вызывающих ветер и т.д., с берегов Норвегии и Лапландии; цветом кожи они напоминают цыган, а одежда их увешана кусочками железа, гвоздями и т.д.

В следующем зале хранятся ... различные астрономические и морские приборы, принадлежавшие Петру I. Модели кораблей, и

Стр. 237

среди них небольшое стопушечное судно, подарок английского короля. Сани с Камчатки, длинная палка с позвякивающей железной цепочкой, которой пользуются вместо кнута, чтобы подбадривать и погонять собак, запрягаемых вместо лошадей, — обычно их бывает семь, и главная среди них вожак.

Снова зашли в верхнюю галерею библиотеки, где я рассматривал книги из знаменитой китайской коллекции, всего их в этой библиотеке свыше 2800 томов, но, к сожалению, ни один из них пока не переведен. Страницы скреплены по две, поскольку текст напечатан только на одной стороне, а бумага поразительно тонкая, но плотная и прочная, гораздо лучше той, что производят у нас в Европе, хотя мы и считаем, что все знаем и умеем. Здесь же собрание китайских карт не только морей и суши, но и звездного неба, искусно напечатанных на такой же бумаге, но понять что-либо также невозможно, ибо все надписи сделаны по-китайски. Что за диковинные издания! И как жаль, что ничего не предпринимается для того, чтобы сделать их понятными нам и тем самым способствовать нашему просвещению!

Я вновь прошелся по нижним помещениям библиотеки, осмотрев барельефы с изображением выдающихся людей нашего времени (видел также описание библиотеки и побывал в кабинете господина Бакмейстера), после чего собрался уходить, но прежде взглянул напоследок на модель знаменитого моста через Неву, который было предложено строить из камня... Вот только не помешают ли осуществлению этих планов льды — это большой вопрос, — а потому, как мне сказали, исполнение сего проекта пока отложено. Был уже десятый час, когда я уехал домой. Мой слуга привел шестнадцатилетнюю девицу-немку, с которой я спал, и она ушла утром. Осталась очень довольна, получив свои шесть рублей.

26 июня. С утра читал дома, а потом, видя, что стоит прекрасная погода, отправился за город пообедать у князя Куракина. Тот отсутствовал, и я, пока ждал его, от нечего делать рассматривал гравюры, изображавшие Рафаэлевы Лоджии в Ватикане. Тут я обнаружил, что в доме есть английские гувернантки-англичанки. Я немного поболтал с ними и спросил, имеются ли тут книги. Ни одной, ответили они, потому что господа ничего не читают. Вскоре вернулись хозяева, и мы в добром расположении духа уселись за стол. Потом долго беседовали, и я спросил, как им пришла в голову мысль нанять для своих детей

Стр. 238

английских гувернанток. Не знаю, ответила хозяйка, просто такова нынче мода... Мне кажется, что в этом явственно проявилась легковесность суждений, свойственная большинству подобных людей.

После чая откланялся и, сделав еще несколько визитов, заехал к господину Бецкому, у которого поужинал и затем долго с ним беседовал. Вернулся домой.

27 июня. Занимался дома все утро. Обедал с Левашевым, а позднее отправился с визитами за город. Вначале навестил госпожу Нарышкину, вдову обер-егермейстера, которая приняла меня очень радушно, а потом проводила до самых ворот. Затем к Остерману, которого не оказалось дома. Оттуда к графу Брюсу[xxv], владельцу прекрасного загородного дома, но тот тоже отсутствовал... На ужин отправился к господину Бецкому, где застал графа Миниха — сына прославленного фельдмаршала, — который показал себя прекрасным знатоком страны. Беседовали до одиннадцати часов.

Мой слуга отправился за девушкой и больше не появился. Пришлось лечь спать.

28 июня. Обедал у господина Бецкого вместе с его семейством. Потом мы с ним уединились и проговорили до пяти часов, после чего пришла госпожа Рибас. Он показал мне шкатулку, подаренную ему императрицей и украшенную изящными миниатюрами парижской работы, на которых изображены доставка знаменитого камня для пьедестала памятнику Петру I, здания Кадетского корпуса и Общества благородных девиц[xxvi]. Мне он подарил бронзовую медаль, отчеканенную по приказу императрицы по случаю благополучной доставки вышеупомянутого камня. И каких ужасных вещей он мне только не порассказал о пьянстве и жестокости нашего великого Петра! Последний заставил императрицу смотреть, как отрубают голову ее фавориту Монсу, чего она ему до смерти не могла простить. Принуждал окружающих пить водку, даже придворных дам, пока все не напивались... а тех, кто не хотел пить, обзывал мошенниками и бил палкой, невзирая на то, мужчины это или женщины. И когда он бывал в таком состоянии, а это случалось с ним почти ежедневно после обеда, то становился жестоким и, более того, начинал приставать к юношам, среди которых несколько раз оказывался и рассказчик, чудом спасшийся от этих домогательств. Но в том, что касается предприимчивости и упорства, Петр был поистине велик.

Стр. 239

Мы выпили чаю, долго беседовали о стране, потом поужинали, и я отправился восвояси. Слуга привел мне русскую девушку-швею, которая показала себя в постели настоящей чертовкой и в пылкости не уступит андалузкам. За ночь я трижды убеждался в этом. Утром она ушла, удовлетворившись пятью рублями.

29 июня. Слуга явился в восемь часов, сказав, что отвезет девицу и немедленно вернется, потому что я должен был непременно быть к обеду в Павловске. Однако пробило десять, а он все не возвращался. Не появлялся и цирюльник, который причесывал Левашева. В конце концов по счастливой случайности пришел слуга, которого послала ко мне госпожа Рибас, и по моей просьбе привел цирюльника, так что к одиннадцати часам я был готов к отъезду. Тут появился и мой слуга, до такой степени пьяный, что не мог ни говорить, ни держаться на ногах. С неимоверными усилиями я все же добрался до Павловска, приехав туда в час с четвертью, когда, по счастью, церемония встречи гостей еще не завершилась. Я поцеловал руку великой княгине, которая ласково заговорила со мною; что касается до великого князя, то у него иностранцы руку не целуют.

Затем оба долго беседовали со мной и спрашивали, отчего я не приезжал раньше, так что мне пришлось извиняться в приличествующих случаю выражениях. Цесаревич спросил меня про Моркова, о чьих тогдашних высказываниях ему уже сообщили, и сказал: «Здесь вы этого человека никогда не встретите». Они хотели показать мне свои покои и решили сделать это позже. Мы отправились в торжественно украшенный большой круглый зал с колоннами, где был накрыт стол, а после обеда они удалились.

Госпожа Чернышева пригласила меня на чай в свои апартаменты, но я попросил у нее разрешения прийти попозже и отправился прогуляться с Гаянгосом, морским офицером, капитаном 1-го ранга, который сразу же заговорил о своих делах: он приехал сюда, чтобы отправиться в Херсон, а ему не разрешили туда ехать, пока императрица совершает путешествие по тем местам. Гаянгос поведал мне, что Нормандеса[xxvii] здесь презирают и что у нас в этой стране нет никакого влияния. Как можно уважать человека, про которого известно, что он был чем-то вроде слуги у Ласси!

Затем я отправился в комнату графини Чернышевой, и мы пили чай в компании супруги фельдмаршала Голицына[xxviii], пожелавшей со мною познакомиться; она настойчиво приглашала приехать

Стр. 240

к ней в гости и представила меня своей племяннице, графине Матюшкиной, которой я в свое время привез письмо.

В шесть часов все мужчины появились одетыми в домино, и я в том числе, взявши свое напрокат в Петербурге, кажется, за три рубля. Великокняжеская чета вышла немного позже, и мы принялись прогуливаться по парку, все это время беседуя, а великая княгиня несколько раз танцевала полонез в местах, специально отведенных для танцев. Я заметил, что, когда великий князь встречал людей, одетых в русское крестьянское платье, он снимал шляпу, перед прочими же этого не делал. Всего здесь, наверное, собралось более 6 тысяч человек, приехавших из Петербурга.

Когда гуляние завершилось, мы отправились ужинать в тот же зал, где обедали. Теперь он был освещен. Великий князь с княгиней не стали садиться за стол, а только сделали один круг по залу и тут же вышли. Я немного полюбезничал со знакомыми дамами, а затем спустился вниз вместе с Гаянгосом посмотреть на фейерверк, который вскоре должен был начаться. Он не слишком удался, зато иллюминацию устроили превосходную. Горело 60 тысяч масляных ламп и фонарей. Прибыли линейки, и какой-то господин пригласил меня в одну из них. Затем подошли Серракаприола и барон Келлер, прусский посланник, которых мы, потеснившись, усадили рядом с нами. Добравшись до места, вышли и прогулялись неподалеку, а когда собрались уезжать, на прежнем месте линейки не оказалось. Заслышав голос великого князя, я поспешил туда и хотел занять свое место в линейке, но прусский посланник уже предложил его одной даме, заявив, что это экипаж Его Высочества. Я уступил, поскольку речь шла о даме, хотя мне показалось весьма странным, что этот прусский господин предложил ей не свое место, а мое. Я при всех спросил у великого князя, кто был его спутник, с которым я пока не знаком, и, когда он назвал его имя, я заметил, что сей господин преподал нам урок в весьма сложном деле, научив, как можно быть щедрым за счет того, что тебе не принадлежит. Вместе с великокняжеской четой вновь объехал все места, где была устроена иллюминация — множество людей бежали за каретой, чтобы посмотреть на великого князя и его супругу, и их бранили за то, что они мяли траву (бедные люди!), — а в двенадцать часов отправился в отведенный мне домик, где меня ждали прекрасная кровать и покой.

Стр. 241

30 июня. Утром наблюдал парад гвардейцев, который мне очень понравился, а затем пошел во дворец, где беседовал с великим князем и княгиней, после чего подали обед. Я решил задержаться до вечера, чтобы посмотреть короткую пьесу, которую юные аристократы репетировали сегодня в крестьянских костюмах. После обеда заглянул в домик к Эпинусу, с которым долго беседовал о литературе и о стране. Он подтвердил мне то, что господин Бецкой рассказывал о Петре I и что потом я слышал и от госпожи Голицыной. О том, как из желудка человека, умершего от пьянства, извлекли содержавшуюся там водку и пили ее, и наш герой заставил пить дам. Невероятно!

Потом осмотрел небольшую здешнюю больницу и остался ею весьма доволен. В чистых, хорошо проветриваемых палатах, рассчитанных на 26 человек, в настоящее время находится 14 больных, за которыми, как мне сообщили, здесь весьма заботливо ухаживают. Рядом с церковью расположен инвалидный дом, где живут 24 человека. Я побывал в нем и убедился, что все они достаточно удобно размещены. Оттуда направился в школу, где детей местных крестьян — всего здесь 28 учеников — учат читать, писать и считать. Школа основана великой княгиней, чьему примеру должны последовать все, кто владеет крестьянами, ибо, по моему мнению, подобные деяния заслуживают величайшей похвалы. Посетил я также дом, расположенный поблизости от места моего ночлега, где размещается начальник здешнего гарнизона. Оттуда открывается красивый вид. Как мне сообщил великий князь, некогда на этом месте находились укрепления шведов.

Погода стояла дождливая, и потому пьесу начали играть только в семь часов. Исполнялась она на французском языке и со всем свойственным французам манерничаньем, какое только можно вообразить. Юная Строганова очень хорошо изображала poupее[xxix]. По окончании представления мне показали рисунок с изображением обелиска, установленного там в честь победы, и вся труппа отправилась ужинать в ротонду, где императрица изображена в образе Минервы. Я вошел попрощаться с ними, но не захотел остаться, так как никто не предложил мне места во время представления, хотя большая часть публики сидела. Я сел в свой экипаж и вернулся домой в полночь.

Стр. 242

1 июля. С утра писал, а затем поехал обедать к господину Рейксу, где встретил господина Тука, настоятеля местной англиканской церкви, и немного поговорил с ним о литературе. Он предложил показать мне публичную библиотеку, когда я того пожелаю, и т.д. После обеда отправился в Зимний дворец, который Орлов, будучи в Павловске, предложил мне осмотреть еще раз по наущению Остермана, до той поры не проявлявшего ко мне внимания.

Приехал туда в пять часов и обошел все комнаты и покои императрицы, примыкающий ко дворцу дом, или, лучше сказать, три дома, в которых живет князь Потемкин, а напоследок снова побывал в «Эрмитаже», где встретил директора картинной галереи Мартинелли, сопровождавшего меня. Полюбовался бюстом моего доброго друга фельдмаршала Румянцева, шедеврами, о которых уже упоминал ранее; осмотрел помещение с потайным столом, который накрывают, когда императрица здесь обедает; побывал в театре и в галерее с арабесками Рафаэля и прекрасными копиями всевозможных древностей Рима, сделанными из пробкового дуба. Снова любовался знаменитой мебелью красного дерева, о которой упоминал ранее.

С удовольствием осмотрел вольеру для птиц и зимний сад. Большая открытая лестница дворца, равно как и вход со стороны реки, не используется из-за холода. Часовня, или церковь, весьма примечательное в своем роде сооружение и т.д. Покои великого князя, находящиеся с левой стороны, мне не показали, ибо я не имел его разрешения. Около девяти часов я поехал оттуда к господину Бецкому и ужинал у него.

2 июля. Написал утром записку адмиралу Сенявину с прось бой разрешить мне осмотреть Адмиралтейство и галерный порт, и он мне ответил, что я могу приехать к одиннадцати часам и все будет подготовлено. Отправился туда с Гаянгосом, вызвавшимся ме ня сопровождать. Встретивший нас адмирал Пушкин[xxx] все нам показал. Сейчас на стапелях находятся два трехпалубных 110-пушечных корабля, как помнится, сообщил нам главный строитель, не кий англичанин. Гаянгос нашел их кили чересчур короткими (всего 17 футов) для судов такого класса, а палубы слишком узкими. Я сказал об этом англичанину, на что он возразил, что оба корабля ничем не отличаются от «Виктории», судна британского флота. Но даже после этого наш испанец продолжал стоять на своем. Эти прекрасные корабли спустят на воду через два месяца.

Стр. 243

Англичанин сообщил мне, что здешняя древесина не столь хороша, как английская, и что хотя, казалось бы, рабочая сила здесь дешевле, большого выигрыша не получается, потому что с той работой, которую тут выполняют 300 человек, получая по 5 копеек, в Англии справились бы 60 опытных корабелов, которые обошлись бы в 3 шиллинга каждый, но сделали бы все гораздо лучше. Мы осмотрели мастерские, где изготовляют различные механизмы, паруса, флаги и т.д. Видели множество моделей судов, в том числе того, на котором Бентам отправился в Сибирь; оно могло служить одновременно как ботом, так и повозкой; показали нам и чертежи кораблей, искусно выполненные собственноручно Петром I.

Мы взобрались на так называемый Адмиралтейский шпиль, который возвышается над всем городом, исполняя ту же роль, что Порта дель Пополо в Риме. Оттуда открывается великолепная панорама Петербурга, видны Кронштадт и Царское Село. Здесь в настоящее время шесть верфей (одна из них, каменная, заложена адмиралом Ноулзом[xxxi] — тем самым, что прославился в битве у Реджио), и на них одновременно могут строиться пять кораблей, не более. В скором времени верфи переведут в Кронштадт, это самое подходящее для них место.

Оттуда я отправился в галерный порт — один, ибо Гаянгос сказал, что очень устал, — где меня уже ожидали. Там встретился с офицерами; один из них говорил по-французски, в свое время он побывал в Кадисе.

Мы осмотрели два огромных крытых причала, состоящих из 21 отсека с каждой стороны; в одном таком отсеке могут разместиться две галеры спереди и две сзади, то есть всего четыре. Наверху расположены помещения, где хранятся паруса, канаты, мачты и т.д. для каждой галеры... Таким образом, их можно очень быстро оснастить и спустить на воду. Мы взобрались на некоторые галеры, чтобы познакомиться с их устройством. Сейчас их здесь находится 98, а по планам должно быть 150, и, если учесть, что каждая может принять на борт 200 человек, все вместе они будут способны перевезти 30-тысячную армию. Канал, по которому они входят в порт, имеет, как мне сказали, глубину 14 футов, а осадка галер — от 10 до 12 футов. Есть здесь также 14 баркасов. Вдоль входного канала стоят также четыре яхты императрицы и еще одно судно, на котором я побывал: похожее есть у нас в Гибралтаре,

Стр. 244

только с более массивными бортами. Видел несколько суденышек, напоминающих турецкие фелюги. Таким образом, всего в этом порту сейчас стоит около 160 различных судов. Офицеры показали мне чертеж порта, дабы я составил о нем полное представление. Поистине щедрые и великодушные люди.

Оттуда я поспешил домой, ибо было уже около трех часов. Пообедал с Левашевым, а затем отправился с визитами. Ужинал у Бецкого. Пара сапог из английского материала обошлась мне в 15 рублей.

3 июля. Утром читал и делал записи. Обедал у кавалера д'Орты Машаду[xxxii], который живет в очень хорошем доме, одном из самых старых в Петербурге, принадлежащем московскому графу Шереметеву. За столом присутствовали два шведских офицера, прибывших, чтобы вручить поздравление императрице от имени короля Швеции. О смотре в Финляндии они сообщили мне то же самое, что барон Нолькен. Был там и один англичанин, служивший в Индии, полковник Бейли, присутствовавший на последних маневрах в Берлине, и я с ним долго беседовал. После обеда д'Орта показал мне свой сад, который для города очень хорош.

Оттуда поехал осматривать Арсенал, где хранятся 20 тысяч ружей и 120 орудий на лафетах со всеми припасами. Видел там трофеи, взятые у турок, и среди них бархатный мешок, в котором лежат ключи — очень грубо сделанные, из железа — от Бендер и других турецких крепостей. Там же находится знаменитый стрелецкий штандарт, или флаг, с изображениями ангелов, святых, чертей, ада и проч., что показывает, насколько суеверны были эти люди. Осмотрел модели разных военных крепостей, в том числе одного персидского города — чрезвычайно любопытную для всех, кто не видел городов и крепостей этой страны, — а также модель нового арсенала, который строится в Киеве. Еще мне показали куски медной кровли, снятой с турецких минаретов в Крыму. Во дворе стоят 403 орудия различных калибров, многие из них были захвачены у пруссаков, поляков, шведов, турок и т.д. Над одним возвышается фигура Лютера, а за его спиной прячется дьявол, нашептывающий ему ответы на вопросы папы, который ведет с ним диспут.

Стоит там также бронзовая статуя бородатого русского крестьянина, обнаженного, с копьем в руке, которую повелел отлить Петр I в честь этого человека. Последний, находясь в Швеции, обнаружил там пушку, захваченную шведами у русских, выкупил

Стр. 245

ее из чувства патриотизма на собственные деньги и доставил императору. Тот отметил сей благородный поступок на свой манер, приказав поставить близ Арсенала упомянутую статую.

Заехал к господину Бецкому, а в девять часов отправился на ужин к Серракаприоле, в его загородный дом, что в двух или трех верстах от города. Герцогиня, по-видимому, в молодости была очень красива и сейчас еще весьма привлекательна. Не бывает при дворе оттого, что не хочет, согласно этикету, целовать руку. Я немного побеседовал с нею, и она показалась мне женщиной здравомыслящей и общительной.

4 июля. Читал, а после ответил Маканасу на его письмо[xxxiii].

Нанес визит графине Румянцевой, рассказавшей мне множество историй о Петре I, которые подтверждают то, что я ранее

Стр. 246

слышал от других. Затем отправился на обед к господину Бецкому, где собрался весь дипломатический корпус. Завязался разговор о том, что такое истинный кавалер, и Серракаприола на своем прекрасном итальянском заявил, что кавалер — это тот, кто встречает даму на лестнице, а после провожает ее до того же места.

После обеда отбыл в Гатчину, куда был приглашен посмотреть учения полка великого князя, и, хотя, когда выехал, еще не было четырех, добрался туда лишь после восьми, потому что попался скверный извозчик. Когда приехал, их высочества уже удалились, так как были утомлены. Встретив князя Куракина, попросил его сообщить о моем приезде, но он -уверил меня, что Ее Высочество уже извещена. В девять часов поужинали вместе с придворными, а затем я попытался выяснить, не будет ли учений завтра. Куракин сказал мне, что навряд ли, но в любом случае он меня уведомит. Тем не менее я решил справиться еще у полковника Бенкендорфа — который ранее говорил мне, что ничего подобного не предвидится, — но не застал его у себя. Оставил ему записку с просьбой сообщить мне, коль скоро что-то будет, и удалился в свою комнату, наказав моему отвратительному слуге будить меня в любое время, если за мною пришлют.

5 июля. В шесть часов он вошел ко мне, сообщив, что никто не приходил, а в семь появился опять и сказал, что прибыл какой-то офицер из конюшни с лошадью и спрашивает, не угодно ли мне прокатиться верхом. Я спросил, будут ли учения, и он ответил, что ничего о том не знает и что, ежели я не желаю совершить верховую прогулку, он отведет коня обратно. Поскольку я до сих пор не получил известия об учениях, а мой посетитель на вопрос, кто прислал лошадь, ответил, что никто, просто он решил пригласить меня покататься, я подумал, что ничего не состоится. И сказал, что если речь идет о простой поездке, то я не поеду.

В восемь часов, заслышав звуки труб, я тотчас выбежал из комнаты и увидел эскадрон, скачущий с развернутыми штандартами. Я бросился туда и, увидев их высочества, которые осведомились, почему меня не было, рассказал, что произошло. Великий князь выстроил эскадрон, чтобы я на него посмотрел, а затем удалился.

Я был чрезвычайно смущен происшедшим и стал подумывать о том, не намеренно ли меня ввели в заблуждение и не проделка ли это какого-нибудь мерзавца из числа тех придворных, кои, видя,

Стр. 247

как кому-то оказывают почести, тотчас же строят против него козни. Я отправился к князю Куракину, дабы выразить свое неудовольствие и пожаловаться на случившееся, однако он еще не выходил, сказавшись больным. В этот момент появился великий князь, и я объяснил ему, в каком положении очутился, но по его словам («все уже было обговорено, и я приказал оседлать вам коня и т.д....»), почувствовал, что он не слишком доволен. По странному совпадению Бенкендорф также занемог.

В полдень беседовал с великой княгиней, и она долго жаловалась мне на то, что женщинам дают весьма неполное образование, полагая, что им не под силу освоить логику, геометрию и т.д., достаточно, мол, того, что они кое-как мыслят... Поистине это высказывание подтверждает обратное. После обеда мы совершили прогулку на линейке, и мимо нас парадным маршем проследовал эскадрон, великолепное зрелище. Потом мы побывали у водопада, образованного плотиной, и пили чай в расположенной поблизости беседке. На обратном пути продолжили наш откровенный разговор. После ужина разошлись по своим комнатам.

6 июля. На следующее утро, побеседовав с великим князем и пообещав, что зайду в покои к великой княгине Марии[xxxiv] и посмотрю вещицы, сделанные ее руками, я попросил у него позволения побывать в Кронштадте, на что он возразил, что его разрешения не требуется, так как он до этого не касается, хотя и подписывает некоторые бумаги. Он посоветовал обратиться непосредственно к адмиралу Грейгу[xxxv], и тот мне все покажет... Самое забавное, что сам великий князь еще не бывал в Кронштадте. Я простился с ними, и она сказала: «Аи plaisir de vous revoir»[xxxvi], но я уехал с намерением больше сюда не возвращаться, потому что ощущал разницу между любезным и дружеским приемом в первый день и последующим их поведением. Гатчина нравится мне основательностью своей архитектуры — весь дворец сложен из камня — и безукоризненным вкусом, и, если бы мне пришлось выбирать, я предпочел бы его многим более пышным дворцам.

Поехал в Царское Село, чтобы ознакомиться с тамошним парком. Сначала осмотрел Руину[xxxvii], на которую взобрался без труда и насладился прекрасными видами; потом побывал возле напомина-

Стр. 248

ющего голландское строение Адмиралтейства, где находятся шлюпки. Видел ростральную колонну, павильон с потайным столом; еще один, похожий на баню; статую Аполлона и другие многочисленные статуи и бюсты и т.д. Вольтер изображен сидящим в кресле, в греческой тоге; сия мраморная статуя изваяна в натуральную величину. Бегущая обнаженная Диана, тоже в полный рост, с чуть раздвинутыми бедрами и прекрасными пышными формами — превосходная статуя работы, если не ошибаюсь, французского скульптора Гудона. Группа из трех спящих детей, прекрасная греческая скульптура. Великолепный античный бюст греческой нимфы; два старинных медальона с изображениями Александра Великого и его матери Олимпии, выполненные с большим вкусом и в благородной манере. Бронзовая копия статуи человека, вынимающего занозу, которая была отлита в петербургской Академии художеств, — это, пожалуй, лучшая статуя, какую я видел, не считая подлинника. Как жаль, что эта коллекция не приведена в порядок и не выставлена в более подходящем месте.

Осмотрел «Китайскую деревню», в которой часть домов уже построена и в одном из них находится модель всего селения... удачная идея. Прошелся по изящному китайскому мостику, видел скульптуру фельдмаршала Румянцева, небольшую, но прекрасных пропорций. Побывал на мосту, выстроенном во вкусе Палладио[xxxviii], великолепное творение. Еще один мост, сделанный целиком из железа в подражание известному английскому мосту, впечатляет своей легкостью, прочностью и изяществом, превосходя все прочие. Пожалуй, это лучшее, что есть в этом парке. В том же духе сейчас здесь строят еще несколько мостиков. Посетил беседку «Пирамида», внутри которой поставлены античные урны, а снаружи размещены эпитафии умершим собакам императрицы, сочиненные французскими посланниками. Китайский павильон, Турецкий (очень красивый и, пожалуй, самый лучший в парке), колонна, копирующая лондонский монумент, и т.д. ... А в целом это прекраснейший парк, достойный подобной государыни. Валясь с ног от усталости, сел в карету и в десять часов вернулся в свой петербургский дом.

7 июля. (Смотри запись от 13-го июля, ибо то, что я пишу там, произошло как раз 7-го, и я просто забыл, когда что было записано.)

Стр. 249

С утра нанес несколько визитов, вечером пил чай с господином Андерсоном. Ужинал у Бецкого, и тот пообещал отдать распоряжение, чтобы во дворцах Ее Величества по дороге в Кронштадт были готовы к моему приезду, чтобы действовали все фонтаны и т.д.



[i] Графиня М.А. Румянцева (1698—1788) — мать генерал-фельдмаршала. Молва приписывала ей в молодости любовную связь с Петром I, чьим сыном якобы являлся прославленный полководец.

[ii] Приемная дочь видного екатерининского сановника И.И. Бецкого, на которой был женат полковник де Рибас. См. выше, раздел «Херсон», прим. 44.

[iii] Вероятно, обер-гофмаршал Г.Н. Орлов — дальний родственник известных братьев Орловых.

[iv] И.И. Бецкой (1704—1795) — многолетний президент Академии художеств, своей педагогической и просветительской деятельностью стяжавший себе славу «патриарха российской культуры».

[v] Посланник Королевства обеих Сицилии (Неаполитанского королевства) в Петербурге.

[vi] И.А. Остерман (1725—1811) — видный дипломат екатерининской эпохи, сын А.И. Остермана. С 1775 г. занимал пост вице-канцлера, а в1783 г. назначен главноначальствующим в Коллегии иностранных дел. Однако фактически ее деятельностью руководил А.А. Безбородко, формально считавшийся вторым членом Коллегии.

[vii] А.И. Морков (1747—1827) — российский дипломат, член Коллегии иностранных дел с 1786 г.

[viii] За полторы недели до того, 8 июня 1787 г., находясь в Полтаве Екатерина II предписала сенату присвоить Г.А. Потемкину титул «Таврический».

[ix] После изгнания иезуитов из Испании, Португалии, Франции Неаполитанского королевства и издания папой Климентом XIV буллы об упразднении «Общества Иисуса» (21 июля 1773 г.) Екатерина IIпредоставила преследуемым членам ордена убежище в Белоруссии. Жалованная грамота от 6 февраля 1774 г. гарантировала им неприкосновенность владений и имущества. В 1777 г. они получили разрешение открыть в Полоцке новициат (послушничество), а в 1782 г. — избрать генерального викария. Действия петербургского двора вызвали решительные протесты со стороны римской курии и мадридского правительства.

[x] Шарль Александр Калонн с 1783 по апрель 1787 г. занимал постгенерального контролера финансов Франции.

[xi] Шведский король Густав III.

[xii] Обер-егермейстер С.К. Нарышкин — родственник обер-шенка А.А. Нарышкина и обер-шталмейстера Л.А. Нарышкина.

[xiii] Княгиня Е.Р. Дашкова являлась в то время директором Петербургской Академии наук и президентом Российской Академии.

[xiv] Принц Гессен-Филипстальский — сын правителя мелкого германского княжества. Находясь на российской службе, командовал Изюмским гусарским полком в чине полковника.

[xv] Франц Ульрих Теодор Эпинус (1724—1802) — российский физик родом из Германии, член Петербургской Академии наук.

[xvi] Генерал-аншеф граф В.П. Мусин-Пушкин (1735—1804). После русско-турецкой войны 1768—1774 гг. состоял при наследнике престола был вице-президентом Военной коллегии.

[xvii] Здесь: рассердилась (франи,.)

[xviii] Плащ, накидка (франц.).

[xix] Папье-маше (франц.).

[xx] Наследный принц Габриэль де Бурбон — сын короля Испании Карла III (1759-1788).

[xxi] Знаменитый Екатерининский дворец, строительство которого началось еще при Петре I и продолжалось в правлении императриц Елизаветы Петровны и Екатерины II, в царствование последней превратился в грандиозный дворцово-парковый ансамбль.

[xxii] Планетарий (англ.). Здесь — прибор, показывающий строение планетной системы и движение планет вокруг Солнца.

[xxiii] Фредерик Рюйш (или Рейс, Рейш) — нидерландский анатом разработавший методы бальзамирования трупов и изготовления анатомических препаратов. Экспонаты созданного им музея были приобретены Петром I.

[xxiv] Бартоломео Карло Растрелли (1675—1744) — отец выдающегося архитектора, итальянский скульптор, с середины второго десятилетияXVIII в. работавший в России.

[xxv] Граф Я.А. Брюс (1732—1791) — генерал-аншеф, генерал-адъютант свиты Екатерины II.

[xxvi] Официальное название — Воспитательное общество благородных девиц (Смольный институт благородных девиц).

[xxvii] См. выше, раздел «Возвращение в Киев», прим. 15.

[xxviii] Новая знакомая Миранды — вдова покойного фельдмаршала А.М. Голицына (1718-1783).

[xxix] Куклу (франц.).

[xxx] Вице-адмирал А. В. Мусин-Пушкин — участник Семилетней войны.

[xxxi] Английский адмирал Чарлз Ноулз с 1770 по 1774 г. служил в России, занимая должность генерал -интенданта флота.

[xxxii] Франсишку Жозе д'Орта Машаду — с 1779 г. посланник Португалии при петербургском дворе.

[xxxiii] Сеньору дону Франсиско де Миранде

Санкт-Петербург, 14 июля 1787 года [новый стиль]

Высокочтимый сеньор!

Узнав, что Вы представились при здешнем дворе в качестве графа де Миранды, состоящего на службе короля, моего государя, в чине полковника, полагаю необходимым потребовать от Вас предъявления удостоверяющего сие патента или документа. Предупреждаю, что в противном случае приму меры к тому, чтобы Вы впредь не носили упомянутую форму.

Да хранит Вас Господь многие лета.

Остаюсь Вашим преданным и покорным слугой

Педро де Маканас Дону Педро де Маканасу

Петербург, 4 июля 1787 года ст. стиля Высокочтимый сеньор!

Я нашел бы способ рассеять Ваше недоверие или удовлетворить тщеславие, если бы в своем вчерашнем письме Вы добивались этого более уместным и пристойным образом. Угроза, которой Вы заканчиваете, столь же смехотворна, сколь груба и достойна презрения Ваша манера выражаться, каковую Вы можете позволять себе лишь с теми, кто имеет несчастье находиться у Вас в подчинении.

Да хранит Вас Господь многие лета. Остаюсь Вашим преданным слугой

Ф. де Миранда

(Перевод М.С. Альперовича. См.: Альперович М.С. Франсиско де Миранда в России. М., 1986. С.104-106).

[xxxiv] Вторая жена наследника престола Павла Петровича, принцесса София Доротея Вюртембергская, в православии — Мария Федоровна.

[xxxv] С. К. Грейг (1736—1788) — главный командир Кронштадтского порта в 1775—1788 гг.

[xxxvi] Своим возвращением вы доставите мне большое удовольствие (франц.).

[xxxvii] Развалины готического замка, воспроизведенные архитектором Фельтеном в Царском Селе.

[xxxviii] Андрее Палладио — итальянский зодчий XVI в.

Оцифровка и вычитка -  Константин Дегтярев, 2003

Текст приводится по изданию: Миранда Франсиско де. Путешествие по Российской Империи / Пер. с исп. — М.: МАЙК «Наука/Интерпериодика», 2001.
© Российский комитет сотрудничества с Латинской Америкой, права на издание на русском языке, 2000
© М.С. Алперович, В.А. Капанадзе, Е.Ф. Толстая, перевод, 2001
© МАЙК «Наука/Интерпериодика», 2001

Hosted by uCoz