Оглавление

Ф.Ф. Вигель[i]

ЗАПИСКИ

V Во время последней кампании против французов[ii] Император собственными глазами убедился во многих беспорядках по военному управлению, кои, по мнению его, были причиною последних неудач нашего войска; одною артиллерией, доведенною до совершенства графом Аракчеевым, остался он доволен. Зная, сколь имя сего человека, дотоле одними только отдельными частями управлявшего, было уже ненавистно всем русским, но полагая, что известная его энергия одна лишь в состоянии будет восстановить дисциплину в войске и обуздать хищность комиссариатских и провиантских чиновников, он не поколебался назначить его военным министром. Состарившемуся Вязмитинову[iii] было действительно не под силу занимать сию должность, когда армия умножилась сотнею тысяч воинов, когда он не пользовался никакою доверенностию <...>. Еще в ребячестве слышал я, как с омерзением и ужасом говорили о людоеде Аракчееве. С конца 1796 года по 1801-й был у нас свой терроризм, и Аракчеев почитался нашим русским Маратом[iv]. В кроткое царствование Александра такие люди казались невозможны; этот умел сделаться необходим и всемогущ. Сначала был он употреблен им как исправительная мера для артиллерии, потом как наказание всей армии и под конец как мщение всему русскому народу. Давно уже вся Россия говорила о сем человеке, а я не сказал ни одного слова; но здесь только нашел я место вкратце, по-своему, начертать его жизнь и характер, впрочем, всем известные. Сын самого бедного дворянина Новгородской губернии, он в малолетстве отдан был в артиллерийский кадетский корпус. Одаренный умом и сильной над собою волею, он с ребячества умел укрощать порывы врожденной своей злости: не только покорялся всегда высшим над собою, но, кажется, любил их власть, видя в ней источник, из коего единственно мог он почерпать собственную. Не занимаясь изучением иностранных языков, пренебрегая историей, словесными науками, до того, что плохо выучился русской грамоте, чуждый совершенно чувству всего изящного, молодой кадет, любя только все расчетливое, положительное, прилепился к одним наукам математическим и в них усовершенствовался. Выпущенный в офицеры, он попал в артиллерийскую роту, которая для потехи дана была наследнику престола и находилась при нем в Гатчине.

Лучшей школы раболепства и самовластия найти бы он не мог; он возмужал среди людей отверженных, презираемых, покорных, хотя завистливых и недовольных, среди этой малой гвардии, которая должна была впоследствии осрамить, измучить и унизить настоящую, старую гвардию. Чувствуя все превосходство свое перед другими гатчинцами, Аракчеев не хотел им быть подобен, даже и в изъявлениях холопской своей преданности.

Употребляя с пользою данную ему от природы суровость, он давал ей вид какой-то откровенности и казался бульдогом, который, не смея никогда ласкаться к господину, всегда готов напасть и загрызть тех, кои бы воспротивились его воле. Таким образом приобрел он особую доверенность Павла I. При вступлении его на престол был он подполковник, через два дня после того генерал-майор, в Аннинской ленте, и имел две тысячи душ. Не довольствуясь обогащением, быстрым возвышением его, новый император открывал широкое поле его известной деятельности, создав для него новую должность коменданта города Петербурга (не крепости) и в то же время назначив его генерал-квартирмейстером армии и начальником Преображенского полка. На просторе разъяренный бульдог, как бы сорвавшись с цепи, пустился рвать и терзать все ему подчиненное: офицеров убивал поносными, обидными для них словами, а с нижними чинами поступал совершенно по-собачьи: у одного гренадера укусил нос, у другого вырвал ус, а дворянчиков унтер-офицеров из своих рук бил палкою. Он был тогда еще весьма не стар, не совсем опытен и в пылу молодости спешил по-своему натешиться. Впоследствии выучился он кусать и иным образом. И такие деяния, об ужасе коих не смели ему доложить, почитались милостивцем его за ревностное исполнение обязанностей. Год спустя чрезмерное его усердие изумило самого царя, и в одну из добрых его минут, внимая общему воплю, решился он его отставить и сослать в пожалованную им деревню.

Не более года оставался он в ней. Она была в близости от Петербурга, и как Государю стоило, так сказать, протянуть к нему руку, то он и не утерпел, чтобы не призвать проученного им приверженца и не назначить инспектором всей артиллерии.

Мне неизвестна причина новой немилости к нему Царя; вероятно, наговоры и происки бесчисленных неприятелей; только вторично должен был он удалиться. Вызванный в последний раз, он въезжал в заставу столицы в ту самую минуту, когда прекращалась жизнь его благодетеля.

Сельское житье его было мучительно для несчастных его крестьян, между коими завел он дисциплину совершенно военную. Ни покоя, ни малейшей свободы, ни веселия, плясок и песен не знали жители села Грузино, некогда поместья князя Меншикова. Везде видны были там чистота, порядок и устройство, зато везде одни труды, молчание и трепет. И эта каторга должна была служить после того образцом изобретенных им военных поселений. Непонятно, как мог император Александр, который знал, что в царствование отца его Аракчееву поручено было тайно присматривать за его деяниями[v], как мог он вновь избрать его начальником всей артиллерии? Не служит ли это доказательством, что личностями[vi] умел он иногда жертвовать пользе службы? Войдя раз в частые сношения с молодым Императором, он лучше, чем отца его, успел его обольстить своею грубою, мнимо откровенною покорностию; все убеждало Александра в его чистосердечии, самый девиз в гербе, при пожаловании ему Павлом графского достоинства им избранный, «Без лести предан». Он умел уверить Царя, что, кроме двух богов, одного на небе, другого на земле, он ничего в мире не знает и знать не хочет, им одним служит, им одним поклоняется.

В явном несогласии с общим мнением, во многом к нему несправедливым, Государь выбором графа Аракчеева в военные министры как будто хотел показать, что он сим мнением не дорожит и более щадить его не намерен.

Такой человек, как Аракчеев, безусловно[vii] не мог принять министерство. Он потребовал устранения графа Ливена[viii] от военных дел, уничтожения канцелярии военно-походной, причисления ее к его собственной канцелярии и распространения его власти до того, чтобы сами главнокомандующие армиями должны были принимать его приказания. Обстоятельства ему благоприятствовали; назло недовольным, Государь на все изъявил свое согласие <...>

Весьма важную ролю <...> играл в это время [после войны 1812 года] один частный человек, отставной статский советник Иван Антонович ***[ix]. Он женился на побочной дочери какого-то богатого боярина, которому для нее был нужен чин, чтобы законным образом оставить ей свое наследство. [Пукалов] был слишком благоразумен, чтобы ревновать жену моложе его тридцатью годами. Он пользовался ее имением; она пользовалась совершенной свободой. Я знавал ее лично, эту всем известную Варвару Петровну, полненькую, кругленькую, беленькую бесстыдницу. Она была типом русских Лаис, русских Фрин[x]. Из славянских жен одни только польки умеют быть увлекательны, прелестны, даже довольно пристойны и благородны среди студияний[xi] своих; русские в этом искусстве все как будто не за свое дело берутся.

Аракчеев, сначала сопровождавший Государя, еще из Праги давно уже воротился. Он жил, казалось, совсем без дела и, по-видимому, ни во что не вмешивался. Но чрез происки свои интересованные в том лица дознались, что он ведет тайную частую переписку с Императором, и оттого оказывали ему всевозможное почтение. На досуге завел он любовные связи с [Пукаловой]. С грубостию его чувств утонченность ума не могла бы уловить его сердце; его расчетливости нравилась и самая дешевизна этой связи, ибо [Пукалова] из чести лишь одной[xii] предалась ему. Зато от других, от искателей фортуны, принимала она подарки, выпрашивала, даже вытребовала их. Она стала показываться на всех балах и изумлять своею наглостию. Все высокомощные стали ухаживать за нею и за мужем ее. А сей нечестивец, сей плут всех уверил, что через жену делает из Аракчеева что хочет. У Салтыкова, Горчакова[xiii], Молчанова[xiv] почитался он домашним другом; да и многие другие в надежде на его подпору ни в чем ему отказывать не умели. Он прослыл источником всех благ и просящим, разумеется не даром, раздавал места. Между тем сам Аракчеев охотно принимал его, ласкал, все из него выведывал, все помечал и обо всем доносил. Любовь над сим твердым мужем не имела довольно силы, чтобы заставить его забыть свой долг <...>

Во время оно, когда посещал я дом госпожи Танеевой[xv], видел я у нее все аракчеевское общество и раза два его самого. На балах, на вечеринках встречал я семейства Апрелевых[xvi], Дибичей[xvii], Клейнмихелей[xviii] и других и никак не мог предвидеть будущего их величия. Судьба Аракчеева сходствует с участию Наполеона, когда тот и другой гасли в заточении: люди, ими взысканные, ими созданные, удерживались, а некоторые и возрастали в могуществе. <...>



[i] Вигель Филипп Филиппович (1786—1856) в 1800—1802 гг. состоял на службе в Московском архиве Коллегии иностранных дел; следующие 20 лет — в министерствах: внутренних дел, финансов, иностранных дел; в 1823—1826 гг. служил в Бессарабии, с 1826 г. — в Керчи, в 1829—1840 гг. вице-директор, затем директор Департамента духовных дел иностранных исповеданий. Фрагменты его мемуаров печатаются по: Вигель Ф.Ф. Записки. М., 1892. Ч. 3. С. 13—15; Ч. 4. С. 131-132; Ч. 6. С. 62.

[ii] Имеется в виду война 1806—1807 гг., завершившаяся Тильзитским миром.

[iii] Вязмитинов Сергей Козьмич (1749-1819) - граф (1816); генерал от инфантерии (1798); в 1802-1808 гг. военный министр; с 1816 г. петербургский генерал-губернатор.

[iv] Марат Жан Поль (1743-1793) - врач и ученый; в период Великой французской революции депутат Конвента, публицист, издатель журнала «Друг народа», идеолог массового террора.

[v] По свидетельству самого А., он отказался выполнять это поручение Павла I (см. ниже заметки И.Р. Мартоса).

[vi] Тут в значении: личными отношениями.

[vii] Безусловно — здесь: не выставляя своих условий.

[viii] Став в 1808 г. военным министром, А. потребовал устранения генерал-адъютанта Христофора Андреевича Ливена (1777—1838) от заведования военно-походной канцелярией императора. 26 января 1808 г. она перешла к А., а в 1812 г. была упразднена. Ливен был близок к императору в 1800-х гг., находился в его свите во время Аустерлицкого сражения и свидания с Наполеоном в Тильзите; с 1809 г. посол в Берлине, в 1812-1834 гг. — в Лондоне, с 1834 г. попечитель великого князя Александра Николаевича.

[ix] Имеется в виду И.А. Пукалов (Пуколов), чиновник Коллегии иностранных дел, затем секретарь Сената; с 1799 г. статский советник и обер-секретарь Синода, обер-прокурор (с 1801). В 1801—1802 гг., не гнушаясь привлечением лжесвидетелей, успешно провел дело о браке покойного бригадира П.А. Мордвинова, дочь которого Варвара, родившаяся до свадьбы родителей, была признана законной наследницей. После этого Пукалов потребовал ее руки и женился на ней в январе 1803 г. В сентябре того же года указом императора был «за происки его и мздоимство лишен в Синоде места, отослан в Герольдию» (Записки А.А. Яковлева. М., 1915. С. 27) - впрочем, с производством жалованья; в феврале 1804 г. было предписано не определять его ни к каким делам, в ноябре (по личной просьбе петербургского митрополита Амвросия) — вновь причислить к Герольдии, но на этот раз без жалованья. В сентябре 1805 г. подал на высочайшее имя прошение о восстановлении в службе (РО РНБ. Ф. 609. № 430. Л. 8), оставшееся, видимо, без удовлетворения. Следующим этапом своей карьеры Пукалов был обязан А.: «<...> когда под Аустерлицом французы отняли у нас всю артиллерию, когда Аракчеев был назначен военным министром, и Иван Антонович принят в службу, и в непродолжительное время видели Пукалова уже действительным статским советником! Он был философ — не знаю, какой секты или, лучше сказать, секты, собственно им придуманной; он ум и совесть считал товаром и продавал их тому, кто больше дает денег; тело супруги также отпускал напрокат, да граф Алексей Андреевич

Аракчеев абонировал тело г-жи Пукаловой на бессрочное время. Иван Антонович, наконец, уклонился от службы по собственному желанию, но как абонемент тела супруги его продолжался, то он был у графа домашним человеком, другом дома и занимался промышленностью — доставлением желающим табуреток (табуретками Пукалов называл орденские звезды) и миндалий (мин-далями он называл медали) a pris fixe [по установленной цене — фр.]. — Табуретка стоила 10 000 руб., миндаль - 5000 руб.» (Тургенев A.M. Записки // PC. 1885. № 11. С. 264); ср. замечание Н.М. Карамзина в письме из Петербурга от 6 марта 1816 г.: Пукалов «здесь выше всех статс-секретарей, по уверению знающих людей» (Неизданные сочинения и переписка Н.М. Карамзина. СПб., 1862. С. 170); Ф.В. Ростопчин в письме к А.Ф. Брокеру от 11 июня 1816 г. называет Пукалова «самым ближним» к А. человеком (РА. 1868. Стб. 1894); П.М. Строев сообщает своему московскому корреспонденту, что в столице деликатесы можно найти «только у знатных и богатых <...>: например, я ел ботвинью с белужиной у любимца гр. Аракчеева Пукалова» (Письмо к К.Ф. Калайдовичу от 15 июня 1818 г. // Записки Отдела рукописей ГБЛ. М., 1987. Вып. 46. С. 175). Дружеские письма А. к Пукалову из-за границы (1813—1814) с жалобами на отсутствие внимания со стороны императора, на нездоровье, неустроенность и усталость см.: РА. 1891. № 1. С. 130-143; письма Пукалова к А. - Дубровин; Отечественная война в письмах современников. СПб., 1882; РО РНБ. Ф. 29 (Аракчеева). № 22 (Входящие грузинские дела 1818 г.). Л. 31-32. В 1818 г. Пукалов был советником Военной коллегии.

[x] Лаиса, Фрина — греческие гетеры (IV в. до н.э.).

[xi] Студияния (правильнее — студодеяния) — «распутство, непотребство» (Даль).

[xii] Цитата из поэмы В.Л. Пушкина «Опасный сосед» (1811).

[xiii] Горчаков Алексей Иванович (1769—1817) — в 1812—1814 гг. управляющий делами Военного министерства, генерал от инфантерии (1814), военный министр (1814-1815).

[xiv] Молчанов Петр Степанович (1770-1831) — с 1807 г. статс-секретарь «у принятия прошений», с 1808 г. — управляющий делами Комитета министров (совмещал обе должности до конца 1815 г.), сенатор (с 1812).

[xv] Танеева Екатерина Николаевна (1762—1833) — жена С.М. Танеева (о нем см. в примеч. к «Запискам» И.С. Жиркевича).

[xvi] Апрелев Федор Иванович (1763-1831) в 1776—1780 гг. учился в Артиллерийском и инженерном кадетском корпусе, по выпуске определен в бомбар-дирский полк штык-юнкером; с 1781 г. унтер-цейхвартер в Петербургском арсенале, с 1785 г. — подпоручик 2-го канонерского полка, с 1789 г. — поручик над мастеровыми в Дерптском арсенале; в 1792 г. в чине капитана по требованию великого князя Павла Петровича был откомандирован в Гатчину для исправления орудий и обучения артиллеристов, а уезжая, рекомендовал А. На свое место. Апрелев «всеми силами старался отделаться от Гатчины, и говорят, будто он первый шепнул про своего тверского земляка Аракчеева, с которым был в приятельских отношениях. Не имея положительных к тому указаний, не можем принять это за достоверное; но безграничное расположение, которое постоянно граф Аракчеев оказывал впоследствии Апрелеву, может служить некоторым подтверждением, хотя оно могло быть и следствием того, что отказу Апрелем Аракчеев был обязан своим назначением к великому князю» (Ратч. С. 84). С 1800 г., произведенный в генерал-майоры, служил в Артиллерийской экспедиции, в 1809 г. вышел в отставку «по болезни», через несколько лет вернулся на службу и дослужился до чина генерал-лейтенанта. Весной 1825 г. ходили слухи о том, что министром внутренних дел будет назначен «Аракчеева любимец Апрелев, доброй фрунтовик с дурною душою» (PC. 1917. № 3. С. 347; Апрелев в это время состоял при генерал-фельдцейхмейстере великом князе Михаиле Павловиче в чине артиллерии генерал-майора). Дружеские отношения с Апрелевым и его семейством — женой Анастасией Ивановной (1778—1858), детьми: Александром (1798—1836; в 1824 г. поручик, в 1825 г. — капитан гвардейской артиллерии), Иваном (ум. 1874; в 1824 г. также поручик, в 1825 г. — штабс-капитан гвардейской артиллерии, адъютант А., в 1831 г. полковник 1-й гвардейской артиллерийской бригады, состоял «по особым поручениям» при герцоге Александре Вюртембергском; впоследствии сенатор, действительный тайный советник, в 1850-х гг. управлял хозяйственными делами гр. Д.Н. Шереметева), Анной (ум. 1875), Елизаветой (ум. 1881), Марией (ум. 1871), Софьей (ум. 1861) — А. поддерживал в течение всей жизни: ссужал деньгами, был восприемником детей, покровительствовал сыновьям по службе; отойдя от дел, навещал своего «истинного приятеля» в его имении в Тихвинском уезде Новгородской губернии и принимал его у себя в Грузине (семь писем А. (1826—1828) к Апрелеву и его жене см.: [Шереметев С.Д.] Семейство Апрелевых. СПб., 1898. С. 7—19). Утверждение Н.К. Шильдера о том, что «Апрелев пользовался покровительством Аракчеева и по его выбору в 1793 г. поступил в гатчинскую артиллерию, а в 1797 г. назначен был адъютантом к цесаревичу» (Шильдер Н.К. Император Павел I. СПб., 1901. С. 403), ошибочно: здесь имеется в виду Петр Сидорович Апрелев (1778—1829), окончивший Артиллерийский и инженерный кадетский корпус в 1793 г. со званием подпоручика. В 1796 г., до восшествия на престол Павла I, он был поручиком гатчинской артиллерии; в 1797 г. полковник, адъютант великого князя Александра, 1 октября 1799 г. был отставлен от службы в чине генерал-майора (также по делу о краже в Арсенале); впоследствии генерал-лейтенант (1812).

[xvii] Имеются в виду члены семьи будущего графа Дибича: его отец — барон Ганс Эренфрид (Иван Иванович) Дибич-старший (1737—1822), подполковник прусской службы (1791), в 1798 г. вступивший в русскую службу с чином полковника, генерал-майор (1800); в 1808 г. директор Сестрорецкого оружейного завода, с 1811 г. — директор 1-го кадетского корпуса; мать— Екатерина Дибич (урожд. Вельцин; ум. 1828); жена (с 1815 г.) — Женни (Анна Егоровна) Дибич (урожд. баронесса фон Торнау; 1798—1830), впоследствии статс-дама; брат — барон Дибич Василий Иванович (1770—1838), полковник, и его жена.

[xviii] Клейнмихель Андрей Андреевич (1757—1815) — знакомец А. еще с начала 1780-х гг. (по службе в Гатчинских войсках); с 1784 г. был определен в Артиллерийский и инженерный кадетский корпус с переименованием в подпоручики артиллерии. В 1800—1815 гг. директор 2-го кадетского корпуса; генерал-лейтенант (1812), директор Инспекторского департамента Главного штаба (с 1814). Его сын Петр Андреевич (1793—1869) - с 1812 г. адъютант А., флигель-адъютант (1814); начальник штаба Управления военными поселениями (с 1819), с 1826 г. генерал-адъютант. После удаления А. от дел о Клейнмихеле говорили: «Аракчеева нет, но зубы его остались» (Дельвиг. Т. 1. С. 389; ср. более ранний пессимистический прогноз А.А. Закревского: «Мне кажется, что Клейнмихель со временем будет еще хуже его [А.]» — письмо к П.Д. Киселеву от 15 декабря 1819 г. // Сб. ИРИО. Т. 78. С. 214). С 1832 г. дежурный генерал Главного штаба, с 1835 г. — директор Департамента военных поселений и Инспекторского департамента Военного министерства; граф (1839). В 1842— 1855 гг. главноуправляющий путей сообщения и публичных зданий.

 

 Оцифровка и вычитка - Константин Дегтярев, 2003

Публикуется по изданию: Аракчеев: Свидетельства современников М.: 2000
© Новое литературное обозрение, издатель, 2000
© Е.Э. Лямина, вступительная статья, 2000
© Е.Е. Давыдова, Е.Э. Лямина, комментарии 2000

Hosted by uCoz